Другое настоящее

Следующим вечером приходит Вика. Они со Стасей как будто сговорились навещать меня по очереди, хотя в коллеже по прежнему не разговаривают и сидят за разными партами, и даже в курилку ходят по одной. Вся эта история напоминает мне тот единственный случай, когда я в четырнадцать лет загремела в детскую городскую больницу, офтальмологическое отделение – на целых две недели, операция не была мне показана, вместо этого я каждое утро вставала в шесть утра и тащилась на закапывание и электрофорез. Март тогда уже у меня был и приезжал навещать меня втайне от родителей. Это была резервация для разных людей. Время от времени в нашу палату привозили кого-то после общего наркоза, и остальные наперебой задавали вопросы, чтобы поржать над неадекватными ответами, и смачивали ей губы, потому что пить было запрещено – только сейчас я понимаю, что это были девочки без семьи, их привозили из детских домов и никогда не навещали. Я старалась держаться ото всех подальше, в пять утра на ощупь заплетала косу и в шелковой пижаме шла на процедуры, но за завтраком на меня обязательно пристально смотрел кто-то из мальчишеской палаты, я мгновенно уставала и уходила к себе, чтобы почитать, потом ко мне присылали гонца с просьбой о встрече, я так и не закончила лечение, потому что свалилась с температурой и насморком и меня тут же выписали домой – я просто не могла больше выносить этого попеременного внимания и свиданий в рекреации за фикусом.

Эти двое тоже приходят в гараж по очереди, а неловкость за них чувствую я. Но сегодня я подготовилась – у меня есть два валика и достаточно краски, чтобы работать вдвоем.

– Ух! – восклицает Вика.

– Ничего себе! – говорит она же.

– Неплохо, а?

Бумбокс по прежнему бормочет голосом Кинчева. Такими темпами к концу недели мы ничего не успеем.

– А почему черный?

– Как моя душа, – пытаюсь пошутить я, но в ее взгляде плещется пустота. – Я решила пойти от противного. У нас нет возможности визуально расширить пространство, значит, сделаем его как можно меньше. Пускай здесь будет тесно, кого мы обманываем, но уютно, как… В хоббичьей норе. Ты же читала Толкиена? Ладно, хотя бы смотрела? Помнишь, где жил Фродо? В норе. С круглой дверью. Под землей. Нет? Ну ладно.

Водоэмульсионная краска почти не пахнет и ведет себя прилично – хорошо ложится и не течет. Я чувствую себя офигенным профессионалом. Из-под моих рук выходит черный матовый космос. Пустота, которую нужно наполнить светом и смыслом.

– Как в гробу, – комментирует Вика. – Давай отдохнем, а?

Она открывает тумбочку, в которую я не догадалась заглянуть, извлекает оттуда ополовиненную бутылку портвейна «777» и глядит на меня вопросительно.

– Ты пей, а я не буду.

Мои препараты не совместимы с алкоголем. Я жду, когда же она спросит про Илью, но Вика помалкивает. Пока я катаю валик по ее половине стены, потому что сейчас та выглядит тканью в мелкий рубчик, Вика несколько раз прикладывается к бутылке. Это выглядит так, словно она готовится к разговору и пьет для смелости.

– Майя, можно тебя на минутку?

– Конечно! – отзываюсь я со стремянки.

– Ты можешь сесть, короче? – говорит она плоским голосом, предвещающим именно то, чего я стараюсь избегать. При первых признаках дергаю за стоп-кран и спрыгиваю с поезда. Если невозможно сказать, сделать или написать то же самое на трезвую голову, возможно, это вообще не то, что нужно говорить, делать или писать.

Пока я спускаюсь, в открытую дверь гаража врывается девчонка с пакетами в руках. При виде моего космоса она несколько опешивает.

– Ого. Здесь все такое будет?

– Да! – заявляю я радостно. – Нравится?

– Ага, симпатичненько. Наконец-то ты сняла щит. Ах-ха-ха. Он был ужасен. Держи, тут от меня и ребят из группы.

Я принимаю из ее рук пакеты и невероятно радуюсь их тяжести. Мои вещи. Они существуют. Скоро-скоро я развешу их вдоль стен и за ними придут люди. Я поставила себе цель собрать для Яны минимум пять тысяч. Для этого нужно продать действительно много по той цене, которая имеет смысл. Кроме одежды у меня есть бижутерия из керамики и крупные деревянные значки с винными бокалами, целая коллекция – они очень мне нравятся, и за них можно попросить больше.

Я провожаю девчонку, которая принесла так много вещей, почти до мостика, и с тяжелым сердцем возвращаюсь обратно. Сейчас мое время и ресурс без остатка растворятся в ненужном диалоге с Викой, хотя я предпочла бы слушать музыку и красить стену.

В вагончике сыро и душновато, приходится оставить дверь открытой. Если Вика заговорит про Илью, я ее выгоню. Просто отправлю за ответом на этот вопрос к Стасе – заодно и помирятся. Да, именно так. Приняв элементарное решение, я сажусь на краешек затянутого пленкой дивана рядом с Викой, готовая ко всему.

Нет, не ко всему.

Она ставит на пол уже пустую бутылку, быстро придвигается ко мне, закрывает глаза и целует меня в губы.