Другое настоящее

Месть. Маша права – именно так все и выглядит. Вот только я никому не говорила о том, что произошло в гараже, и не называла имен. А если бы называла – в Красном Коммунаре нет никого, кто хотел бы отомстить, даже закончись все моей смертью.

И все-таки я выхожу из автобуса, не доезжая до нужной остановки. Возле колледжа, двери которого сегодня закрыты. Выходной. Утром там будет две фотографии в траурных рамках. Прохожу через скверик мимо недостроенного спортивного зала, узкая улочка с трехэтажными желтыми домами. Деревья, похожие на торчащие из земли руки со сжатыми кулаками. Наконец, мостик, заброшки гаражей: я просто предупрежу его, и все. Он, разумеется, не поверит – я и сама себе не верю… Но если это дело рук человека, у Джона есть шанс. От мироздания, конечно, не скроешься.

Вагончика нет.

Я подбегаю и рассматриваю проплешину в том месте, где он был – вагончика нет! – и следы исполинских протекторов, отпечатавшиеся в грязи, – сгинул, пропал, испарился, – подцепили краном и увезли в неизвестном направлении, впрочем, нет, вполне известном – судя по колее, через пустырь напрямик, а дальше – кто знает?

Давно пора.

Скинув Маше фотку, сопровождаю ее стикером с grumpy cat и возвращаюсь к остановке, чтобы вернуться к своим обязанностям – если я не накосячу и куплю все необходимое сегодня, то завтра буду освобождена от прогулок с Митей и смогу метнуться в свою деревню, а после – заехать к родителям.

«А знаешь, – пишет Маша, – никто не может найти Джона».

* * *

Деревня больше не напоминает Простоквашино – на месте заброшенных изб повырастали коттеджи с петушками на крышах и замковыми башенками. Оценили, видимо, люди относительную близость к городу – в детстве мне казалось, что по дороге к бабушке мы проезжаем половину страны, а на самом деле всего-то двести километров от МКАДа, – и речку, и лес, и то, что эта самая близость никак здесь не ощущается. За высоченными серыми заборами не видно, что внутри, но почти на каждых воротах – одинаковые наклейки, предупреждающие, что дом находится под частной охраной. Я бреду знакомой-незнакомой улицей, на которой появился асфальт, сначала к почте – она все та же, «Почта России», разве что возле входа появилась велопарковка, а напротив – новенький детский городок в виде игрушечного кремля. Я уступаю дорогу черной «Infinity-QX» и сворачиваю к нашему дому. Мама занималась его продажей без меня. Даже не сказала, кто они – новые хозяева. Возможно, на его месте высится теперь такой же мощный оплот семейного достатка и благополучия…

Но нет. Это «Пятера». Обычная «Пятера», которая стоит на месте бабушкиного участка и двух соседних. Я захожу внутрь – она. Выхожу – снова она. Так себе финал… Вслед за мной вылетают две кассирши, одна из которых хватает меня за сумку. Я стягиваю наушники – орали, наверное, что-то, но я не слышала.

– Девушка, сумочку покажите, пожалуйста.

Вашу мать…

Спорить не хочется. Портить то, что и так уже испорчено. Они по очереди суют нос в мою сумку, спасибо, вы так быстро выбежали, вот мы и подумали…

– Я, – говорю, – жила здесь до того, как построили это дерьмо. Надеялась, что оно исчезнет.

Но нет. Зато наверняка исчез Константин Гнатюк – сам или помогли. Замуровали под фундаментом «Пятеры», чтоб крепче стояла.

Дом у дороги не настолько неузнаваем. Кто-то хорошенько над ним поработал – стены оббиты вагонкой, резные наличники выкрашены ярко-голубым, флюгер-петушок на крыше – кажется, здесь все помешались на петушках. Я все-таки подхожу к калитке и тяну ее на себя – незаперто. Вот он, пристрой. Светлое дерево, красная черепица на крыше… Никаких следов пожара. На участке – теплица и сад. Я осторожно шагаю к дому по выложенной брусчаткой дорожке. Просто спрошу. Спрошу и уйду. Спрошу – и уйду.

– Да, да! – раздается изнутри в ответ на мой стук. – Иду!

Дверь открывается. Изнутри крепко пахнет вареным мясом. Это он.

– Вы ко мне?

– Здравствуйте, Константин.

Теперь я умею определять возраст – ему лет сорок. Бритая голова, которую я запомнила, пролетая мимо на велосипеде, узкие губы, запавшие глаза и дико породистый нос. Все такой же тощий. Но голос низкий, запоминающийся. Раз услышишь – не забудешь. Я его уже слышала.

Переобуваясь в тапочки, я включаю диктофон и прячу телефон в передний карман джинсов вверх микрофоном.