В воротах их двора она нагнулась погладить Ашту, которая лениво зевнула, мяукнув, и сразу исчезла за углом. В отличие от Шоша, она была почти неуловима, хотя мышей уничтожала исправно и частенько складывала их у двери кладовой, как бы показывая свою ценность для всего двора.
Тили прошла мимо летнего очага к зимнему, с благодарностью взглянула на полный ларь лепёшек, обернулась проверить заслонки печи и ахнула, увидев подругу, спящую на узкой скамье у печи.
19. Верделл
Аяна проснулась от возгласа Тили и почувствовала, что тело будет по меньшей мере до завтра припоминать ей каждую дощечку этой несчастной скамьи, на которой её угораздило заснуть. Она сморщилась, потирая шею руками, потом встала и попробовала хоть немного размять затёкшие конечности. Тили пыталась ей помочь, тиская руки и ноги, и в конце концов Аяна смогла разогнуться и даже потянуться.
– Ты давно тут спишь? – спросила Тили. – Как ты умудрилась тут заснуть? Айи, тебе нужно срочно в купальню, как следует размять тело в тёплой воде.
Аяна вспомнила купальню. По её телу пробежали мурашки.
– Айи, что с тобой? Ты чего молчишь? Просыпайся, я вернулась! Ты не видела, Ретос или Сола приходили?
– Я не видела. Я заснула сразу после того, как вынула лепёшки из печи.
– Ничего себе. Кстати, спасибо тебе большое за помощь. Возьми с собой несколько.
– Не надо, я завтра испеку у нас. Подожди, это что же, уже вечер? – изумилась Аяна, выглянув в окно. – Сколько же я спала?
– Не знаю, но совет ты точно проспала. Я проходила мимо общего двора, и там было очень много народа.
– Ну вот, а я хотела пойти и послушать. Тили, я пойду домой, пусть хоть мама мне расскажет.
Аяна расстроенно сгорбилась и сунула руки в карманы. Её пальцы нашарили на дне кармана что-то небольшое и жесткое, она вытащила предмет наружу и с удивлением осмотрела. Это был небольшой круглый камешек. Какое-то мгновение она пыталась понять, как этот камешек мог оказаться в её кармане, но вдруг внезапное воспоминание поразило её, как удар молнии. Она вздрогнула и резко бросила его на пол.
– Айи, что с тобой? – Тили удивлённо наблюдала за подругой, которая вдруг на миг замерла, а потом с отвращением передёрнулась и швырнула на землю какой-то маленький предмет. – Что это?
– Это напоминание о том, что я делала мерзкие вещи, – сказала Аяна, в очередной раз задаваясь вопросом, почему там, у купальни, она не ушла сразу, а продолжала смотреть. – О том, как низко я могу пасть. Тили, ты просто не представляешь, с кем ты дружишь. Я лучше пойду. Прости меня.
Она вышла из комнаты, и Тили, проводив её изумлённым взглядом, нагнулась над полом. Мама будет ругаться, если наступит на мусор у очага. Она любит, когда пол чисто выметен.
Наконец она нашла и подняла то, что бросила Аяна, и, увидев всего лишь маленький камешек, пнула его ногой на улицу, взяла лепёшку и направилась к маме, жуя на ходу.
Аяна шла домой нога за ногу. Она понимала, что, проспав так долго днём, вряд ли быстро заснёт ночью. А ещё мама говорила, что после совета они должны были пойти на общий двор работать, и ей было стыдно за то, что она вместо работы дремала у печи на скамейке. При мысли об этой скамейке спина заныла, и Аяна чуть не заплакала. Всё вокруг шло как-то не так, криво, косо, неправильно.
Подходя к воротам, она прислушалась. Во дворе было тихо, она вошла в подворотню и вспомнила, как на этом самом месте Конда поймал её за плечи. А за несколько дней до этого на этом же месте Нэни и Миир...
Аяна в отчаянии схватилась за голову. Такое бывало, когда она вязала шнурок из цветных ниток и где-то подхватывала петлю не того цвета, а через несколько рядов вязания обнаруживала ошибку и распускала шнурок до неверной петли. Где же теперь случилась та неверная петля? Сегодня, когда она уснула у печи? Вчера, когда она нагнулась к окну купальни? Или тогда, когда она вскочила, не дав Алгару поцеловать её, и показала на огонёк вдали?
Она зашла к Пачу и обняла его. Ох, надо было взять лепёшки, которые предлагала Тили. Можно было бы порадовать его сейчас. Она поцеловала Пачу в бархатный нос, а он нежно ухватил её за волосы губами. Она вспомнила, что обещала Тили научить его опускаться на колени.
– Прости, мой хороший. Завтра угощу тебя, – сказала она и вдруг услышала какой-то звук сверху, с сеновала.
Аяна бросила встревоженный взгляд на Пачу, но он был спокоен. Она тихо закрыла за собой денник и кинулась наверх по лестнице, вспоминая, как вчера из-за медлительности упустила источник шума.
В этот раз ей повезло. В полутьме она разглядела, что в сене, закутавшись в одеяло, сидел кто-то коротко стриженый и вихрастый.
– Ты кто? – испуганно, но громко спросила она. – А ну выходи!
– Бить будешь?
Голос был тонким и звонким, и принадлежал, насколько она могла судить, мальчишке, ровеснику близнецов. Аяна была огорошена вопросом.
– Зачем мне тебя бить? Что ты делаешь у нас на сеновале? Ты кто?
– Не знаю. Меня часто бьют. Я тут сплю. Я Верделл.
– Верделл? – Аяна вспомнила, что Конда упоминал это имя. – А! Но почему ты спишь здесь? У вас же есть комната!