– Айи... тебе хотя бы понравилось?
Аяна помолчала. Она не знала, что сказать.
– Не знаю, – честно ответила она. – Мне не с чем сравнивать.
– Зачем же ты пришла?
– Мне нужен бочонок мёда.
– Зачем? – удивился он.
– Это для моих дел. Мне нужен мёд для мены.
– А на что мена со мной?
– Ты уже поменялся. На мой поцелуй.
– Жестоко.
Она пожала плечами.
– Ты даже не спросил, хочу ли я, чтобы ты меня поцеловал.
Он подался вперёд, к ней.
– А ты могла бы этого захотеть, Айи? Когда-нибудь?
Аяна честно пыталась отыскать ответ внутри, но его не было. Сейчас её жгла мысль, что она получит ответы на свои вопросы, а вот вопросы Алгара отвлекали её.
– Алгар, я не знаю.
– Я обещал не просить тебя ни о чём. Но иногда брести в этом тумане просто невыносимо. Вот этот бочонок закрыт, там хороший мёд. Поднимешь его сама? Или помочь?
– Подниму.
Он проводил глазами её тёмный силуэт и удручённо покачал головой.
– Конда, прости, я слишком долго.
– Кирья! Зачем ты тащишь эту бочку? Она же тяжёлая!
Бочонок и правда был тяжеловат, но Аяна не собиралась в этом признаваться.
– Я не дам тебе нести это самой. Девушки не должны носить тяжести.
– Мне не тяжело. Только вот куртку я бы сняла, – сказала она, ставя бочонок на землю.
– У меня есть идея получше, – сказал Конда. – Подожди-ка.
Он снял камзол и закатал рукава рубашки.
– Можно попросить тебя донести это до дома? – спросил он, передавая ей камзол.
Она протянула руку, и пальцы коснулись нежного бархата. Золотистая вышивка мерцала в свете фонаря.
Конда поднял бочонок и положил на одно плечо.
– Вот теперь пойдём. Что в бочке?
– Там напиток. Мёд.
– Это хмельное?
– Да.
– Мне налили на празднике кружку питья, и сказали, что это мёд. По запаху мне показалось, что он хмельной, но, видимо, слабый.
– Мне нужно выпить три полных кружки, чтобы стало весело, – сказала Аяна. – Тебе придётся выпить куда больше, наверное.
– Ты пьёшь хмельное, кирья? – Конда сильно удивился. – Я думал, это для твоего отца.
– Мой отец не любит мёд. Это для моих дел.
– Хорошо, – улыбнулся Конда. – Кирьям нельзя хмельное.
– Почему? Многие девушки иногда выпивают кружку на праздниках, чтобы веселее танцевалось. Этой весной я уже пила разок. Мы сидели с Тили и просто болтали о своих тайнах, но, правда, потом прибежал мальчишка, схватил меня за руку и утащил к Соле, потому что ей требовалась срочная помощь, и я так и не потанцевала.
– Ну, у нас есть свои обычаи на этот счёт. Да и хмельное заставляет людей делать разные вещи. Иногда не очень правильные.
Аяна сжимала его камзол в руках, поглаживая бархат кончиками пальцев. Пряный, сладковато-терпкий запах дыма, перца и трав окутывал её волнами. Она встряхнула камзол, незаметно перехватив его поближе к носу.
– А ты пьёшь хмельное?
– Да, бывает, – рассмеялся Конда. – Но я не любитель напиваться. У нас принято завершать сделку совместным распитием чего-нибудь крепкого. Не люблю крепкое. Мне не нравится быть захмелевшим. Я как будто не воспринимаю половину того, что происходит вокруг.
– Это как лежать с лихорадкой? – спросила Аяна.
– Ну, наверное, можно так сказать. А если выпить очень много нашего хмельного, весь следующий день болеешь.
– Фу.
– Именно, – кивнул он. – Не вижу смысла так страдать ради скоротечного сомнительного удовольствия увидеть мир слегка искажённым. Крепкая выпивка мне не нравится.
– Конда! Я же не сказала тебе! – вдруг вспомнила Аяна. – Верделл вернулся! Я отправила его домой обходной дверью, чтобы дед Баруф снова не выгнал его. Оказывается, дед вообще не знает, что вас должно быть трое! Нам сейчас надо потопать и поговорить внизу, чтобы он узнал голоса, и подумал, что это кто-то из нас пошёл в купальню. А завтра утром надо сказать, что к нам поселился ещё один из твоих людей. Дед ужасно не любит быть не в курсе дел двора, он оскорбится, если узнает, что тут на сеновале почти две недели ночевал незнакомый ему парень.
– Я не сомневался, что он вернётся. Ваш дед и на нас смотрел с подозрением, – усмехнулся Конда. – Хорошо, что Сэл был с нами в вашей столовой и успокоил его.
– Столовой?
– Так называется комната, где собираются, чтобы поесть.
– Хорошее слово. У нас это просто «очаг».
Они вошли во двор, Аяна взяла у очага два фонаря и зажгла их.
– Куда нести бочонок? – спросил Конда.
– Дай подумать, – замялась Аяна. – Давай ко мне в комнату.
Он отнёс бочонок, пока она ходила, шаркая и покашливая, у лестницы возле зимних комнат.
– Конда! – громко сказал она, завидев его. – Пойдёшь в купальню?
Он рассмеялся в кулак.
– Конечно, пойду, кирья! – сказал он так же громко. – Спасибо!
Тихо хихикая, она зашла за ним в зимнюю спальню. Конда остановился у кровати Верделла и удручённо вздохнул.
– Он спит. Он заснул... Верделл! Просыпайся!
Он тормошил Верделла, пока тот не сел наконец на кровати с унылым видом.
– Да, кир Конда... Я проснулся-а-а-о... – душераздирающе зевнул он.
– Верделл, ты весь в грязи. Иди помойся. Кирья, он голый, пожалуйста, отвернись, – попросил Конда.