Она сходила в мастерскую и, склоняясь со светильником над корзиной с цветными нитками, перебрала имеющиеся цвета. Потом она достала желтоватую бумагу для набросков и наметила на ней овальную рамку. Аяна давно вынашивала эту мысль, и теперь увлеченно переносила свою идею на бумагу с помощью грифеля.
Рогатый дух! Как он мог выглядеть, тот хранитель долины? Вот тут будет трава, а здесь — небольшой куст. Если представить, что он похож на оленя, покрыт шерстью, и цвет у него такой же... Несколько оттенков коричневого, зелёный, серый. Она ещё раз осмотрела корзинку с нитками и решила отложить это до утра, когда будет светло. Потом она спустилась в комнату и при свете фонаря долго меняла и дорисовывала набросок вышивки, пока не заснула, впервые за много дней довольная собой и умиротворенная.
36. Слушай мой голос
– Кирья! Кирья! Да продери уже глаза, кирья! – Верделл стучал в дверь, по-видимому, ногой. – Кирья, проснись!
Сон был странный, но добрый: облака бежали по синему небу, деревья роняли желтые листья. Аяна сидела, держа на руках крохотного Вайда, на том обрыве, где они с Тили осенью собирали травы, а рядом играл тот же Вайд, подросший, очень, очень сильно загоревший за лето, и почему-то аж восемь детей чуть старше, с пылающими, точно пожар, волосами, – по-видимому, близнецов. Она обернулась, чтобы найти маму, но мама, наверное, осталась дома.
– Кирья! – странный сон заволновался, как дым от костра, на который махнули рукой. – Вставай!
Она открыла глаза, и, щурясь от яркого света, села на кровати. Листок желтой бумаги с шелестом соскользнул на пол, вслед за ним скатился грифель, и, подпрыгнув на полу, скатился в щель между досками и остался лежать там.
– Что там, Верделл? – громко спросила она, неохотно расставаясь с видением осеннего берега.
– Выходи! Это срочно! Нужен ваш лекарь!
Тяжёлое предчувствие чего-то нехорошего встало комом в горле. Она встала, накидывая длинный домашний кафтан, и открыла дверь.
– Я думал, ты померла! Езжай за вашим гватре в верхнюю деревню, а то я боюсь вашей зверюги. Там кира зашибло брёвнами у вас в столярном дворе. Мы не можем найти Ретоса!
– Какого кира? – спросила она немеющими губами. – Воло?
– Какого Воло! Конду. Кира Конду. Ночью дождь был, под брёвнами размокло. Он полез их смотреть, и его завалило. Давай быстрее, кирья, мне нужно к вашему старейшине.
– Что с ним?
– Несут сюда.
– Так он жив?
– А иначе зачем ваш лекарь? Кирья, ты в себе? Мёртвому-то зачем лекарь?
– Иди за мной, Верделл! За мной!
Она слетела с крыльца, босая, и по щиколотку провалилась в ледяную грязь.
– Верделл, найди и приведи Солу!
Пачу ткнулся носом в её плечо, но она хлопнула его по шее, выгоняя во двор, и, не обращая внимания на его обиду, взлетела на широкую спину.
– Найди Солу и приведи! – крикнула она, выезжая со двора.
Пачу рысил мягко, потом поднялся в небыстрый галоп. До верхней деревни было чуть меньше трёх рандов, и Аяна боялась загнать его, но страх за Конду был сильнее.
– Инни, милый, инни! – отчаянно крикнула она.
Пачу ускорил бег, и она стиснула зубы, успокаивая себя. Тяжёлые, широкие копыта отпечатывались в скользкой глине. Она одёрнула себя.
– Кэтас, Пачу!
Снова спокойная рысь, и потом снова галоп.
– Давай, мой хороший!
Она влетела во двор арем Дэна и соскочила в размякшую глину.
– Арем Дэн здесь?
Мальчик, которого она ухватила за рубашку, испуганно указал на второй этаж и убежал, оглядываясь. Аяна взбежала на крыльцо, с усилием потянула скрипучую дверь. Оставляя комки глины на полу, она пробежала по коридору до открытой двери.
– Арем Дэн! – позвала она, не заглядывая в комнату.
– Сейчас, сейчас, – он вышел к ней в коридор. – Я слышал твою лошадь. Что случилось?
– Человека завалило брёвнами. В нижней деревне. Пожалуйста, приезжай быстрее.
– Сильно завалило? Не знаешь? Сола там? Сейчас приеду. Возвращайся домой. Двор олем Лали? Ты знаешь, что подготовить?
– Да, арем. Сола скоро будет. Не знаю, насколько сильно.
– Давай, девочка, поезжай. Ты босиком?
– Прости, арем... Я сейчас уберу...
– Не беспокойся. Иди.
Она широкими прыжками преодолела двор до того места, где оставила Пачу, и запрыгнула, схватившись за гриву. Глина оставалась на его боках в тех местах, которые она уже испачкала раньше. Он подёргивал шкурой, и она обняла его, трогая с места.
– Прости, мой хороший! Я почищу тебя!
Он поднялся в галоп, и Аяна не осаживала его, но потом спохватилась. Снова рысь, и снова галоп. Вдоль реки, вдоль больших скотоводческих дворов, мимо рыбацких, мимо моста... налево, к дому.
– Кирья, осторожно! – Воло махал ей рукой. – Осторожно!
Они несли Конду на большой незаконченной створке двери. Рубашка вся в грязи, левая сторона тела облеплена глиной... Он порывался встать.
– Кирья, лекарь едет?
– Да. Верделл, где Сола?
– Внизу. Кирья, меня ждёт кир Тосс. Вы позаботитесь о кире Конде?
– Да. Возьми сначала Пачу, поставь в денник и почисти от глины.
– Э-э, э! Я его боюсь! Лошади кусаются, а у этого рот как у...
– Я тебя сама сейчас укушу! Делай, что велено!
Она спустилась в зимние комнаты, столкнувшись в коридоре с Солой.