— Этого-то? — буркнул хозяин, скосив глаза. — Да я его толком и не знаю. Так, перекати-поле, шляется невесть где. То его месяц не видно, то год, а то — вот тебе — объявится как ни в чем не бывало. Прошлой весной торчал тут почти без вылазу, потом запропал, а теперь вот вновь заявился. У нас его Бродяжником кличут, а настоящее его имя никто не ведает. Историй он всяких знает — только слушай, а так шалопут, да и только. Ну да ведь у нас как говорят: «Ни с запада, ни с востока — ни толка, ни прока». Кто их разберет, чужедальних-то…
Тут кто-то громко потребовал пива, хозяин поспешил на зов, и разговор прервался.
Зато загадочный шалопут — Бродяжник или как его там — смотрел прямо на Фродо. Поймав его взгляд, он кивком и взмахом руки пригласил хоббита к своему столу. Фродо подошел, хотя и без особой охоты.
Незнакомец откинул капюшон, открыв запущенную, изрядно тронутую сединой шевелюру. Суровые серые глаза словно пронизывали насквозь.
— Меня Бродяжником кличут, — представился человек. — А вы, наверное, будете господин Подхолмс, ежели старина Пивнюк ничего не напутал.
— Не напутал, — суховато отозвался Фродо, чувствовавший себя под этим пристальным взглядом далеко не лучшим образом.
— Так вот, господин Подхолмс, я бы на вашем месте малость поунял ваших не в меру говорливых приятелей. Пивко, конечно, огонек, компания — все это языки развязывает, но ведь вы не у себя в Хоббитании. Сюда всякий народ забредает… — он усмехнулся, поймав на себе недоверчивый взгляд Фродо. — Да-да, а сегодня в особенности. Вон сколько южан понабилось, — говорил Бродяжник твердо, с нажимом и при этом смотрел Фродо прямо в глаза.
Хоббит его взгляд выдержал и промолчал, но тут все внимание Бродяжника обратилось к разговорившемуся без удержу Пиппину. Вдохновленный успехом истории про городского голову, он принялся рассказывать про Бильбо и Угощение. Дело уже дошло до прощальной речи, а там недолго и до исчезновения…
Фродо разозлился. Конечно, для большинства местных хоббитов этот рассказ — что всякий другой, байки заречные, да и только, но ведь многие (тот же, к слову, Пивнюк) наверняка наслышаны о Бильбо. А фамилию Беббинс лишний раз поминать не стоит.
Он заерзал, гадая, что бы предпринять, а Пиппин тем временем разошелся вовсю: польщенный вниманием, он и думать забыл об осторожности. Эдак недолго и про Кольцо ляпнуть, а тогда уж пиши пропало!
— Пресечь немедленно! — неожиданно шепнул Бродяжник на ухо Фродо. Тот вскочил на стол и завел речь. Слушатели Пиппина обернулись к нему — иные даже захлопали в ладоши, решив, что господин Подхолмс поднабрался-таки пивка и уж теперь-то повеселит компанию.
Фродо чувствовал себя полнейшим глупцом и принялся, как это вошло у него в привычку, когда дело доходило до речей, копаться в кармане. Пальцы нащупали Кольцо, и тут же возникло острое желание надеть его и пропасть, чтобы не выставляться дурнем перед всем народом. Однако же Фродо перед этим искушением устоял: зажал Кольцо в кулаке, словно чтобы не позволить ему натворить каких-нибудь бед. Но надо было выкручиваться, и он, как говорится в Хоббитании, произнес несколько «приличествующих случаю» слов…
— …мы бесконечно благодарны вам за теплый прием, и я смею надеяться, что мой краткий визит поспособствует возобновлению былой дружбы между Хоббитанией и Пригорьем… — тут он замялся и закашлялся.
Но своего добился — теперь все в зале смотрели только на него.
— Песню! — выкрикнул один из хоббитов. — Песню! Песню! — подхватили другие. — Что-нибудь новенькое, чего мы не слышали!
Поначалу Фродо растерялся, но потом припомнил потешную песенку, которую очень любил Бильбо (не иначе как потому, что сам и сочинил). Песенка-то про трактир, потому, верно, и вспомнилась, а то ведь нынче ее совсем забыли, кроме разве что отдельных строк.