Дружество Кольца

— А ну заткнись, Прихвощень, а то я тебя сам заткну, — сказал, обернувшись, Сэм, и огрызок от яблока влепился в нос любопытствовавшего. Увернуться тот не успел, и из-за забора послышались лишь запоздалые ругательства.

— Хорошее было яблоко, — с сожалением заметил Сэм и пошел дальше.

Рано ли, поздно Пригорье осталось позади. Все любопытствующие отстали, последними, само собой, ребятишки. Дорога вилась у подножия Кручи — с одного места Становищи откроются, с другого Кривули. После того как Тракт сбежал вниз и Круча осталась далеко позади, Бродяжник указал на узкую боковую тропку и предложил свернуть к северу.

— Это что ж, опять напрямик? — усомнился Пиппин. — Хаживали уже и чуть до беды не доходились.

— Так ведь тогда меня с вами не было, — рассмеялся Бродяжник. — Я хоть напрямик поведу, хоть криво, а к месту выведу.

Он окинул взглядом Тракт и, убедившись, что никто не следит, быстро свернул в лесистую долину. Хоббиты местности не знали, но замысел Бродяжника вроде поняли: обогнуть подгорные хутора, а там уж на восток, в глушь. Конечно, эдак срезать, оно, может, и не худо — Тракт-то петляет, — но по Бродяжниковым же словам выходило, что идти придется самым Комариным Болотищем, о котором никто ни единым добрым словечком не обмолвился.

Правда, пока, если не считать тревожных воспоминаний о минувшей ночи, шлось совсем даже не худо. Лес в долине еще не сбросил листву, солнышко светило, но не припекало — прогулочка, да и только. Бродяжник уверенно вел путаными-перепутаными тропинками, на которых сами они тотчас бы заплутались. Вдобавок он еще и петлял, чтобы сбить со следа возможную погоню.

— Прихвощень наверняка углядел, где мы свернули с Тракта, — пояснил Следопыт, — но сам за нами вряд ли пойдет. Тропки окрестные ему, конечно же, ведомы, но ведомо и то, что в лесу за мной не уследить. Хуже другое: этот прохвост не преминет рассказать об увиденном кому не надо: они наверняка неподалеку. Пусть думает, будто мы на Кривули пошли, все лучше.

То ли благодаря умению и ловкости Бродяжника, то ли еще по какой причине путники за весь день никого не повстречали: только птицы порхали, белки по веткам прыгали, да лисица раз прошмыгнула. Ночь тоже прошла спокойно. Поутру путь продолжили, но теперь уже не петляли, а шли строго на восток. Этот день, как и предыдущий, прошел без происшествий, а на следующий, третий по выходу из Пригорья, лес кончился. От самого Тракта все время шли под уклон и теперь оказались в заросшей густым кустарником низине. Земли Пригорья остались далеко позади, тропами в этой глуши и не пахло, зато с каждым шагом путники приближались к Комариному Болотищу. Почва стала сырой, а местами даже и топкой: все чаще попадались мутные, застоялые озерца, затянутые ряской или поросшие камышом, в котором, судя по непрекращающемуся щебету, во множестве гнездились какие-то мелкие птахи. Прямого пути здесь не знали даже Следопыты: приходилось вихлять из стороны в сторону, выискивая места посуше, чтобы не вляпаться в трясину. Скоро добавилась новая маета: тучи крохотных, но весьма кусачих комаров. Они забирались и в волосы, и под одежду, и куда угодно — от их укусов просто не было спасения.

— Да меня этак заживо сожрут! — воскликнул в сердцах Пиппин. — Это не Болотище Комариное, а Комарище Болотное!

— Интересно, из кого эти паскудники кровь сосут, ежели тут хоббита не окажется? — ворчал Сэм, ожесточенно расчесывая шею.

Денек на Болотище прошел гадостнее, а ночлег и того хуже: сыро, холодно, комары пищат да кусаются, а в камышах вдобавок мерзко стрекочут какие-то гнусные родичи сверчков. Попробуй засни, когда в ушах непрерывно трещит: «Сожрррать — Сожрррать — Сожрррать!» От всего этого хоббиты к утру только что умом не тронулись.

Четвертый день, да и последовавшая за ним ночь, оказались ненамного лучше. Правда, «сожруны» — как их прозвал Сэм — остались позади, но комаров ничуть не убавилось.

Фродо устал до смерти, но из-за писклявых кровососов не мог сомкнуть глаз, только ворочался и чесался. Посреди ночи он приметил на востоке странные всполохи — вспыхнет, погаснет, снова вспыхнет. Что это такое, хоббит понять не мог: до рассвета еще далеко, а для грозы вроде не время.

— Что это за свет? — спросил он Бродяжника, тоже смотревшего на восток.

— Больно уж далеко, — отвечал тот. — Отсюда не разобрать. Похоже на молнию, только бьет она не с неба, а с вершины горы.

Фродо снова улегся, но еще долго видел яркие вспышки, а на их фоне высокую темную фигуру Бродяжника. Потом он забылся тяжелым сном.

На пятый день топи и камыши остались наконец позади. Начался подъем. Далеко на востоке стали вырисовываться выстроившиеся в линию холмы. Справа, чуть особняком, вздымался самый высокий — настоящая гора, широкая внизу и сужавшаяся кверху, со срезанной вершиной.

— Вот она, Выветрень, — указал Бродяжник. — Древняя дорога — мы оставили ее справа — проходит как раз у подножия горы, у южного склона. Пойдем напрямик, так, глядишь, завтра к полудню там и окажемся. Не знаю только, что мы там найдем.

— А Гэндальф? — спросил Фродо. — Разве мы его не встретим?