Дружина

Рядом в скобе опорного столба торчал горящий факел, и в мерцающем свете пьяный ярл впервые увидел руку младшего «Грима», заснувшего за столом. Чёрные перчатки лежали рядом. А на нежной руке с длинными пальцами в свете факела сверкал большой синий сапфир в золотой оправе. Ухмыльнувшись, Хальвдан стянул перстень и, положив на ладонь, загляделся на игру света, уронил голову и заснул.

Проснулся Хальвдан оттого, что в глаза бил свет от поднесённого близко факела. Распахнув глаза, ничего не соображающий ярл увидел сердитое лицо младшего «Грима». Лицо девушки. Она выхватила с его ладони перстень и зло прошипела:

– Ярл Хальвдан, ты негодяй и вор, этот перстень тому порукой.

Отбросив факел, Ингегерд скользнула из зала вон. За её спиной дверь захлопнулась, сильные руки заложили прочный дубовый засов и подпёрли створку колом. Из темноты коридора вышел воин, в котором девушка узнала Ставра:

– Поторопись, госпожа, ярл Скули уже ждёт наверху. Я задержу нурманов, но времени очень мало, поторопитесь.

Взбежав по лестнице на второй этаж, в конце плохо освещённого коридора Ингегерд увидела распахнутую настежь дверь опочивальни конунга. В освещённом луной дверном проёме мелькнула её фигура. В комнате на полу скрючился в луже крови слуга, а другой, как кошка залетел на потолочную балку и трясся там, прижавшись к пыльному дереву с круглыми от ужаса глазами. У ложа конунга стоял с мечом Скули, глядя, как ошалевший от пьянки и сна Эстейн тискает пустые ножны и пытается что-то сказать.

– Посмотри, Ингегерд на этого повелителя Альдейгьи, на этого червя, который непонятно как смог убить твоего великого отца. Отомсти этой мерзкой твари, – и он протянул ей меч рукоятью вперёд.

Ингегерд откинула капюшон, и луна через окно осветила её лицо. Она взяла поблёскивающий отражением лунного света клинок и приставила его к горлу конунга:

– Узнаёшь ли ты меня, Эстейн?

– Ты младший Грим, – на его лице отразилось крайнее изумление.

– Нет, ложный конунг, подлый и обманный повелитель трусов и негодяев. Я дочь убитого тобой Хергейра. И сейчас ты узнаешь, больно ли и страшно ли умирать, как собака, без меча в руке от руки слабой девушки.

– Подлая тварь, – прохрипел Эстейн и скрежетнул оскаленными зубами. – Я вас приютил, а вы… – его узловатые пальцы сжались в кулаки.

Острое лезвие резко чиркнуло по шее конунга, и он, выпучив глаза, забулькал кровью и схватился за горло.

– Правда, ведь страшно тебе, Эстейн, умирать как последней падали.

– Меч, – пробулькал конунг, протянув трясущуюся окровавленную руку, – меч… дай…

– Держи, – и Ингегерд приставила меч в его груди и с усилием медленно погрузила его в тело до самой гарды, – вот твой меч, бери его.

– Пора уходить, – в дверях возникла фигура Стерха, за ним маячил Ромео, – бегите в горницу к окну и спускайтесь. Мы задержим нурманов. Самое время пока луна скрылась в облаках.

Все бросились вниз. Из зала доносились шум и крики, а по терему бегали ошалевшие слуги, и металось несколько ничего не соображающих пьяных нурманов. Вслед за злыми возгласами раздались отчаянные крики. Донеслись мощные удары в запертую дверь. После сильного напора засов лопнул, кол отскочил, и в коридоры хлынула толпа, растекаясь по терему и создавая ещё большую неразбериху, в которой гремел голос Хальвдана:

– Хватайте Гримов!!

Он вбежал в опочивальню отца и, увидев следы жуткой расправы, на секунду замер. Сверху раздался всхлип. Хальвдан вскинул меч, не достал, но оттуда всё равно свалился мальчишка-слуга.

– Не убивайте меня, господин! Я всё видел, не убивайте!

– Говори, трель! – Прорычал Хальвдан.

– То сотворили братья Грим. Старший убил слугу, а младший зарезал конунга. Страшно было. Очень.

Сунув в зубы смерду кулак, Хальвдан метнулся вниз, в потёмках споткнулся о ловко подставленную ногу и покатился вниз по лестнице. Из тёмного угла вышел Ставр и спокойно спустился, поглядывая на растянувшегося на полу оглушённого Хальвдана.

Мечущиеся нурманы начали спьяну драться друг с другом, а иновременцы им в этом посильно помогали. Вся эта кутерьма вывалилась во двор, а за нурманами выскочили с факелами вооружённые чем попало слуги. Все обитатели терема и двора бегали по детинцу, создавая панику и бестолочь. Среди мечущихся фигур Ставр, Стерх и Ромео прошли через двор и спокойно вышли за приоткрытые ворота детинца, покосившись на неподвижные тела стражников. Слабеющие крики остались за спиной. Едва они свернули в ведущий к западной стене проулок, как из темноты к ним шагнули две фигуры в чёрных хламидах и капюшонах.

– Пока всё идёт, как замыслили, – прошептал Ромео, – ступайте за мной. Тёмный плащ со свистом рассёк воздух и лёг на его плечи.

Со стороны детинца распространялись шум и крики, город начал просыпаться, тут и там среди строений замелькали бегающие люди с факелами, огонь которых захлёбывался на ветру. Добравшись до внешней стены, Ромео взбежал по приставной лестнице, и в темноте наткнулся на караульного нурмана, который пялился на непонятную суету в городе.

– Это ты Годфрид? Что там стряслось, что все носятся, как угорелые?