Дружина

Однажды жарким летним днём, спасаясь от истекающего раскалённым зноем солнца, я сидел в тени дерева, наблюдал, как купаются в пыли непоседливые воробьи и пытался упорядочить разные мысли и соображения, сопоставляя их с нашими планами и обстановкой.

– Гляди, Бор, – подошёл, ухмыляясь Стерх, – какую дичь мои разведчики притащили. Помяли маленько, не без того, но зацени, каков экземпляр.

Он махнул рукой, и четверо воинов подтащили связанного заросшего рыжим волосом огромного нурмана в слегка потрёпанных одежде и доспехах.

– Где взяли?

– Моя сотня дежурит, – ответил Стерх, – я направил четыре десятка в разъезды, два на юг, два на запад. Нурмана взяли на ночёвке в истоках Днепра. Из ихнего десятка он один уцелел.

– Интересно, туда или оттуда? – я поскрёб отросшую щетину. – Если они шли на юг, то хреново, а, если с юга, то ещё хуже.

– Объясни?

– Если они шли с Ладоги или Полоцка, значит, нурманы ищут союзников. А, если – из Киева, то аскольдовы головорезы готовы к нападению и ищут пути.

– М-м-да, – протянул Стерх, поглядел, прищурившись, на нурмана, – а вот сейчас мы и узнаем, откуда, куда, зачем? А ну-ка, братцы, снимите с гостя лишнее, пусть чуток охладится, и сюда его к стеночке.

Нурмана быстро избавили от доспехов, оставив только в холщовой рубахе и кожаных штанах, перевязанных на голенях ремнями крест-накрест и заправленных в высокие грубые башмаки. Связанные сзади руки притянули к вбитому в стену железному кольцу, к которому обычно привязывали коров или волов.

Нурман глядел исподлобья и внимательно следил за нами. Я сел напротив на потемневшую от времени колоду:

– Скажи своё имя, нурман.

– Я не боюсь пыток, – от его равнодушного взгляда, казалось, могла замёрзнуть вода, – можете хоть тянуть из меня кишки, хоть спину рубить. Умру с радостью.

Я усмехнулся:

– Я ведь не оскорбил тебя и не спросил ничего недостойного. А, что касается смерти, то она бывает разная, а иногда и позорная. Представь, как погано умереть от собственного дерьма, когда связанного голого человека по шею зашивают в кожаный мешок и насильно и обильно кормят четыре раза в день.

– Я слышал о зверствах варягов, но представить не мог, что вы настолько жестоки.

– И это ещё не всё, – я продолжал его запугивать. – Ведь умирает такой нурман не просто по уши в говне, но и без меча в руках. И тогда зачем такой вонючка нужен Одину в Вальхалле?

– Вы звери, варяги, боги вас покарают, – мои фантазии нурмана явно потрясли.

– За что? Я ведь всего-навсего спросил твоё имя.

– Гуннар Хорёк из Вигфьорда.

– Вот видишь, как всё просто, – я голосом начал успокаивать перепуганного нурмана, – а то ты сразу про кишки говорить начал. Сам подумай, охота нам возиться с твоими пахучими кишками. И поверь, слухи о зверствах варягов изрядно раздуты всякими недругами и врагами. – Я довольно потянулся и, как бы между прочим, спросил, – А, скажи, Гуннар, нынче в Киеве также жарко, как и здесь?

– Не так уж. Жарко в Корсуни было прошлый год, – вздохнул он, вспоминая.

– Хоть не зря сходили, а то может лучше сразу к болгарам? – Я постепенно перешёл на интересующую его тему.

– И впрямь в Таврии делать нечего, – нурман немного оживился, – там, конечно, торгуют немало, но в кошелях полно меди. Серебра почти нет. Так, чуток наскребли. Как они живут, непонятно.

– Странно, ведь ярл Асскальд всегда был удачлив, – я потихоньку начал выворачивать на нужную мне тему.

– Ярлу нынче не до дружины и не до походов. Он метит в конунги, над серебром трясётся, аки жид, скуп стал. Тинг такого не одобряет.

– Так надо к ромеям идти, – посоветовал я. – Вот где богатство, да и биться они не горазды, лишь своим строем пугают.

– Твоя правда, – вздохнул нурман, – прошлый раз от них жуть сколь барахла привезли. Три года пировали и пили их вина. Но кислятина, всё пузо их пойлом испортил.

– А, ноне ты докуда идёшь, славный Гуннар Хорёк? – Я резко переменил тему.

– То тебе знать не надобно, – набычился пленный.

– Вот ведь опять грубишь, – я слегка ослабил вожжи, – а уж хотел тебя отпустить.

– Не скажу.

– А, спорим скажешь? – Пора было его дожимать. – Стерх, кто из твоих руны писать умеет? Тащи сюда.

Я подумал, отошёл в сторону сарая к куче брёвен и отодрал большой кусок бересты, обрезал ножом и разгладил. Вернувшись к пленному, я увидел, что там уже стоит Стерх, а рядом с ним пожилой вислоусый варяг. Поприветствовав ветерана, я вручил ему бересту и посадил на колоду. Пока он приспосабливался, я заточил веточку наподобие пера и чуть расщепил кончик. Держи, варяг, сейчас будешь писать. Чем? Я оглянулся, поднял выпуклый черепок, потом подошёл к нурману, чиркнул его ножом по плечу, подставил черепок, набрал в него кровь и поставил перед варягом:

– Пиши. Я, Гуннар Хорёк из Вигфьорда, верный слуга варяжского конунга Хелегова, доношу своему конунгу, что дружина ярла Асскальда слаба и его не любит. Написал? Молодец, благо тебе, варяг. Ступай с богами.