Друзья и союзники Рима [с иллюстрациями]

– Пусть привыкает, что не всё в жизни легко и просто. Тем более, у него стимул – заслужить свои "бабахи". Ты слыхал, Волний? Завтра я проверю, как ты занимался латынью. Если дядя Тарх и тётя Туллия будут тобой довольны – будут тебе бабахи.

– Папа, я осинь пасталаюсь! Пликазы, стоб сделали много бабахов!

– Ухи у тебя не лопнут от многих бабахов?

– Ни лёпнут!

– Ну, смотри мне – ты ОБЕЩАЛ постараться. Ты помнишь, кто у тебя здесь родственники?

– Тялквинии!

– А слово Тарквиниев – что?

– Клепсе галёха!

– Вот и постарайся так, чтобы заслужить целых десять бабахов. Десять – это сколько? – мелкий тут же в восторге показал мне две растопыренных пятерни.

– Макс, ну чему ты ребёнка учишь! – прихренела Юлька, – Ему трёх лет ещё нет, в кубики только играть, а ты из него готовишь полиглота и террориста-подрывника!

– Нет, пиротехника я из него пока ещё не готовлю – пока только вкус к этому делу прививаю. Вот как подрастёт – будет и сам делать.

– А если взорвётся? – ужаснулась наша педагогичка.

– А кто его до взрывчатки допустит, пока он техники безопасности не изучит?

– Но Макс, это же неправильно! Детей, особенно маленьких, надо учить только хорошему и доброму! А ты его чему учишь? Ну кто так делает?

– Я делаю. Свою ты можешь учить играть в куклы хоть до шестнадцати лет, если тебе без разницы, что за чудо из неё вырастет, а из моего должен вырасти "водитель руками", и не такой, как "все большие начальники", а такой, которого будут реально уважать, а не воспринимать как стихийное бедствие. И для этого он должен соображать во всём, чем ему придётся руководить.

– И для этого из маленького ребёнка надо делать прямо какого-то ницшеанского сверхчеловека и вообще фашиста? Ты хоть понимаешь, кто из него тогда вырастет?

– Вырастет улучшенная модификация меня самого. Прокачанная, скажем так. В Испании ему это пригодится…

– Фашист из него испанский вырастет! Прокачанный фашист!

– Фалангист, – поправил её Хренио, – В Испании – фалангисты.

– Ещё один дуче мне тут выисался! – фыркнула Юлька.

– Каудильо, – невозмутимо поправил испанец, – Франко был каудильо.

– Да ну тебя на фиг, франкист недорезанный!

– Ав-ав-ав-ав-ав! – передразнил я её тявканье.

Наши расхохотались, я увернулся от брошенного в меня яблока, а грудная юлькина Ирка скуксилась и заревела, в результате чего наша истеричка закудахтала над ней и отвлеклась от своего излюбленного троллинга…

"Бабахи", которые у меня выклянчивает мой спиногрыз – это на самом деле капсюль-пистоны, как мы их называем. В смысле – капсюли, но не на гремучей ртути, а на пистонном ударном составе из бертолетовой соли и красного фосфора. Пока они у нас экспериментальные, их металлические колпачки мы из свинца штампуем. В перспективе серийные, конечно, только из меди будем делать, а для экспериментов нет смысла заморачиваться. С медью ведь в античном мире засада. Это в нашем современном мире хорошо известная нам медь – высокорафинированная электротехническая, и это именно она пластична и легко куётся или штампуется. Здесь же медь достаточной чистоты и пластичности бывает только из некоторых достаточно редких месторождений, а основная её масса с такими примесями, что хорошо она только льётся, а ковать или чеканить её можно только в горячем виде, в холодном – сразу трескается. Месторождения хорошей чистой меди давно уже целиком выработаны или близки к полной выработке, спрос на металл из них повышенный, и цена – соответствующая. И хрен бы с ней, с ценой, не золото ведь и не серебро, а мы давно уж не нищая рядовая солдатня, но из-за высокого неудовлетворённого спроса её иногда просто нет, а нам этих серийных капсюлей нужны будут тысячи. Поэтому медные колпачки, как и саму медь для них, мы бережём и копим про запас, а на эксперименты расходуем дешёвый и бросовый свинец. А тысячи капюлей – это поначалу, только для себя любимых, а в дальнейшем – и десятки тысяч. Ведь мы собираемся вооружиться хоть и примитивными капсюльными, но револьверами, а заряженный револьвер – это шесть капсюлей, насаженных на брандтрубки его барабана.