Друзья и союзники Рима [с иллюстрациями]

Въехал он или чисто на автопилоте повиновался – это уж пущай остаётся его личной сокровенной тайной, на которую мне глубоко насрать. Главное – выкрикнул ей чего-то по-этрусски, что толпа не очень-то и заметила, поскольку каждый второй гегемон либо науськивал реально перебздевших животин, либо освистывал их. Но девчонка услыхала, тоже изумлённо уставилась – на Тарха, конечно, не на меня, тот ещё ей чего-то выкрикнул – и судя по тону, тоже не слишком куртуазное, да ещё и ладонью себя хлопнул рядом со своим хозяйством, и это сработало. Подобралась, надулась, скорчила зверскую рожу, на одного пса зыркнула, на другого, да и двинулась на правого. Ну, в смысле – на неправого, они ведь оба неправы, но этот был от неё справа. И это правильно, налево только мужики ходить должны, а бабы – порядочные, по крайней мере – только направо, гы-гы! Псина, и без того сбитая с панталыку, озадачилась, а эта как размахнётся мечом – ага, с обеих рук, как двуручником рыцарским! Промазала, конечно – при таком размахе от её легко предсказуемого удара и ребёнок увернулся бы, но перебздевшему псу хватило – отпрянул, хвост поджал, а когда она снова размахнулась – пустился наутёк. Она – за ним, он – к доминанту, тот, тоже ошарашенный – в сторону, эта на него замахнулась, он тоже наутёк, она к третьему, и тоже с аналогичным результатом. Короче, принялась их гонять, и кажется, начала входить во вкус.

Половина толпы молча охреневала, вторая – свистела или уже ржала. Кто-то, когда девчонка приблизилась к одному из псов и замахнулась, рявкнул:

– Убей! – ей, не псу.

– Убей! Убей! Убей! – заскандировала толпа.

Эта амазонка, млять, в натуре собралась располовинить животину. Та, конечно, дожидаться этого не стала, а заскулила и юркнула между ног толпы – тут уже захохотало две трети. Она на вторую – та туда же. А доминанта она и вовсе не обнаружила – этот, как и подобает элите животного мира, ретировался незаметно. Ржала уже вся толпа. И тогда захохотала и она сама – заливисто и истерично. Видок у неё был ещё тот – растрёпанная, потная, в пыли – даже не воспринималась в этот момент как голая…

Я заценил настрой толпы, прощупал энергетикой её эгрегор и понял, что шансы на срабатывание возникшей у меня задумки неплохие.

– Тарх! Теперь кричи "Свободу!", да на латыни, не на этрусском! Понял? – если верить Гумилёву, энергосвязь полнее у носителей одного и того же этнического поля, то бишь эгрегора, а не одного – так близких, а этруски как италийцы к римлянам уж всяко ближе…

Он понял и закричал, ближайшие соседи рефлекторно подхватили, я надавил на эгрегор всеми слоями энергетики, и вся толпа вскоре заскандировала:

– Свободу! Свободу! Свободу!

Не только освобождать, но и просто щадить приговорённую к смерти, конечно, не входило в планы её хозяев, но против дружного коллективного напора не выстоит и крутой обезьяний доминант – не прописано такого в обезьяньих инстинктах. И хозяин – папаша отвергнутого девчонкой чмошника – сдался. О том, чтобы вывести её на Форум и освободить официально в присутствии городского претора, не было, конечно, и речи – толпа этого не требовала, а по собственной инициативе такое великодушие проявлять, да ещё и пятипроцентный налог в казну за это платить тот, ясный хрен, не собирался. Он просто объявил её свободной в присутствии свидетелей, которых здесь было уж всяко побольше требуемых законом пяти. Права на римское гражданство такая форма освобождения не давала, и девчонка оставалась по римским законам такой же точно перегринкой, как и была до обращения в рабство. Но это было уже не столь важно. Куда важнее было то, что бывший хозяин не собирался проявлять никакого участия в её дальнейшей судьбе, что автоматически освобождало её и от клиентских обязанностей. Некоторые, поняв эту ситуёвину на свой манер, уже рекомендовали ей приличные лупанарии, набиваясь в первые заказчики, а пара ухарей даже конкубинат предлагали.

– Ну-ка, накидывай на неё свой плащ и уводи отсюда, пока она не растерялась, – велел я Тарху, и тут уж его не пришлось понукать.

– Туллия в Вольсиниях жила, и её отец знал моего отца, – рассказывал мне этруск, когда мы уже шли восвояси, – Я там выступал шесть лет назад – против галлов и в охоте на вепрей – догадываешься, чем меня против тех вепрей вооружали?

– Как всегда, твоим любимым комплектом?

– Точно, им самым! Так вот, именно её отец тренировал меня перед теми боями. Он был великим воином…

– Тарх, потом расскажешь, – отмахнулся я, – Неинтересно это мне сейчас – тем более, что не надо мне врать, будто ты только из-за этого за неё впрягся. Скажи уж прямо, что слюну на неё пустил!

– Ну, она ведь этого стоит…

– Ага, по тебе видно сразу.

– А что ты с этими собаками сделал?

– То, что с тобой следовало бы сделать, если по справедливости…

– Ну, я не мог иначе, ты же понимаешь?

– Поэтому и сделал это с ними, а не с тобой.

– Максим, ты теперь приказывай мне всё, что хочешь – всё сделаю…

– Иди ты на хрен! – направил я его по-русски. Ведь утомили же в натуре!

9. О хорошем и добром