— Раз Борис Яковлевич говорит, значит, так и есть. Но могло случиться, что монахи спрятали скульптуру, а басмачи нечаянно на неё натолкнулись?
— Могло. Как версия это годится.
— Если бандиты нашли скульптуру, то они ей очень обрадовались, — продолжал Карим.
— Конечно, обрадовались, ещё бы не обрадоваться, — поддакнул Севка. — А почему они обрадовались?
— Потому что скульптура стоит много денег, особенно древняя. Её продать можно.
— Правильно! Слышишь, Катька! Скульптура получается как клад.
— Правильно-то правильно, — задумчиво сказала Катька, — только как мы узнаем, где запрятан этот клад, вот если бы басмачи оставили записку, а мы нашли бы её…
— Записки они не оставили, но обычно бандиты оставляют какие-нибудь метки, чтобы самим потом отыскать. Вот я и подумал… Если бы один пистолет, а то целых два… Вдруг это и есть метки.
— Правильно!
— Подожди, может быть, и неправильно, но придумал я так. Раз Тоня-Соня угадала пистолет, то получается, что пистолеты в пещере и в мазаре нарисовал один и тот же человек. Теперь смотрите.
Все склонились над планом.
— Пистолет в мазаре был нарисован дулом на северо-запад. Помните, Тоня-Соня говорила: «Как вхожу, он прямо в меня целится». А пистолет в пещере нарисован на северо-восток — это мы сами видели. Теперь, скажи, Сева: если выстрелить из обоих пистолетов одновременно, где пересекутся пули?
— Здесь. — Севкин палец опустился на Кара-Тепе, «Чёрный холм» — даже на плане он был окрашен в чёрный цвет.
— «Может быть, в Чёрном, а может быть, в Буром ждёт не дождётся нас наша скульптура», — продекламировала Катька.
— Ура! Операция «Улугбек»! — завопил Севка.
От избытка чувств он перевернулся на голову и запел:
подхватили Карим и Катька.
Всем сделалось весело. Все стали орать, бегать по квартире. Карлсон нечаянно опрокинул два стула, Севка нечаянно сорвал на кухне занавеску. Потом они стали бросаться подушками. За этим занятием их и застал Борис Яковлевич, зашедший предупредить Катьку, что её отец, задержанный делами службы, останется ночевать на заставе.
После ухода Бориса Яковлевича Карим сказал:
— Наверное, надо было всё рассказать.
— Кому?
— Борису Яковлевичу.
Катька даже в лице изменилась:
— Глупости какие! Мы придумали операцию «Улугбек», мы догадались про Чёрный холм, а находить другие будут?
— Правильно, — поддержал Катьку Севка, — сами найдём.
— Почему непременно сами? Как археологи работают? Разве они говорят: «Этот светильник нашёл я, а эту надпись нашёл ты?» Они всегда говорят: «Мы нашли». Потому что они копают не для того, чтобы стать знаменитыми, а для науки.
— Мы тоже для науки. Мы же скульптуру себе не возьмём. Только найдём, и всё.
Короче говоря, Карим был один, а возражали ему двое.
— Ну хорошо, сами. А как мы это сделаем?
— Придумаем, про Кара-Тепе придумали и про это придумаем.
Разошлись, когда уже сделалось совсем темно. Катька не стала убирать квартиру. Она наспех почистила зубы, умылась и прыгнула в кровать. Потом вскочила, завела будильник, поставила его как можно ближе к подушке и снова прыгнула, на этот раз прямо под одеяло.
Когда наступила ночь, Мурзаев выполз из своего укрытия. Сопя и ругаясь, он задвинул на прежнее место камень и разровнял песок — необходимо было, по возможности, не оставлять за собою следов. Справившись с камнем, Мурзаев выглянул наружу. Тишина. Можно было подумать, что ночь поглотила не только свет, но и звуки. Он юркнул в молельню, вышел оттуда с киркой и лопатой в руках и, едва передвигая ноги, двинулся к Чёрному холму. Название у холма и то было страшное.
Мурзаев шёл заранее намеченным путём, стараясь производить как можно меньше шума. Главное было — тихо дышать, звуки шагов поглощала песчаная пыль.
Он благополучно добрался до северного склона холма, прополз вверх и принялся шарить руками, царапая пальцы о колючки кустов.
«Слава Аллаху, есть». Сук, которым он отметил впадину, был на месте.
Прошло без малого две недели с того дня, когда Мурзаеву, посланному за топливом для самовара, удалось облазить Кара-Тепе. Никакого входа внутрь он не нашёл, да это и к лучшему — был бы вход, в холме бы люди побывали. Зато на северном склоне холма он обнаружил заросшую колючками впадину. Спасибо археологам, научили: «Раз углубление — значит, под ним провал».
Мурзаев воткнул в углубление сук.
Теперь не надо было искать. Он ударил лопатой в отмеченном месте. Металл с мягким скрежетом врезался в холм.
Копать было нетрудно, рыхлый песок легко отделялся от склона и, отброшенный в сторону, бесшумно сыпался вниз.