На обратном пути, не успел Саша выехать на шоссе и развить ту скорость, по которой узнавали машину археологов, как Борис Яковлевич велел повернуть обратно.
Около будки при контрольно-следовой полосе он выпрыгнул из машины и попросил дежурного связать его с начальником заставы.
— Майор Афанасьев слушает.
— Добрый день, говорит Борис Яковлевич.
— И вам день добрый. Случилось что-нибудь?
— Случилось. Просто сказать страшно.
— Значит, спохватились?
— Так вы уже знаете?
— Чего бы мы иначе стоили? Отпустите, пожалуйста, машину и зайдите ко мне.
— Слушаюсь.
В кабинете начальника заставы кроме самого начальника находился подполковник Усов.
— Садитесь, Борис Яковлевич. Мы вас слушаем, — сказал начальник заставы.
— Ох, боюсь, что мне и рассказывать-то нечего, а просто я кругом виноват. Начать с того, что все работы сегодня проходили снаружи, а жара сами знаете какая.
— Тридцать девять в тени.
— Вот. Обычно после обеда мы работаем в пещерах, а сегодня не получилось — двор заканчивали. От жары рабочему Мурзаеву стало плохо, что-то вроде небольшого солнечного удара. Да он ещё, по обыкновению, насу нажевался.
— Когда это произошло?
— Отвечу точно. — Борис Яковлевич раскрыл дневник и посмотрел соответствующую запись. — В тринадцать часов сорок минут.
— Примерно за полтора часа до конца работы. Так. Продолжайте, пожалуйста.
— Перенесли мы его в пещеру.
— В какую?
— В ту, откуда ход к реке.
— Почему именно туда?
— Ближе всех оказалась. Привели его в чувство, Лидочка ему мокрый платок на голову положила, я предложил домой отправляться. «Нет, — говорит, — посижу здесь в холодке, поеду вместе со всеми в машине». Я и оставил его в пещере.
— В пещере никто не работал?
— Никто, все во дворе были.
— И никто туда не заходил?
— Лидочка пару раз заглядывала — Мурзаев спал. Ума не приложу, как мы о нём забыли. Двадцать семь человек в отряде — и ни один не вспомнил. Заработались, должно быть. Ваши бойцы, наверное, нашли его спящим?
— Что вы вообще скажете об этом человеке? — не отвечая на вопрос Бориса Яковлевича, спросил начальник заставы.
— Очень он деньги любит — когда зарплату выдаю, всегда просит: «Прибавь, начальник». А в остальном — человек как человек. Работает хорошо, дисциплину ни разу не нарушал. Ничего дурного, кроме пристрастия к насу, за ним не числится. Да это вы лучше меня знаете, иначе не подписали бы ему пропуск.
— А кто-нибудь из рабочих нарушал дисциплину?
— Особо жаловаться не могу. Было несколько случаев опозданий на работу, а больше ничего.
— Скажите, Борис Яковлевич, — вступил в разговор подполковник Усов, — если кому-то для каких-то недобрых дел на границе понадобился бы помощник среди ваших рабочих, к кому бы он обратился?
— Не знаю, Дмитрий Фёдорович. Греха на душу не возьму.
Борис Яковлевич встал, готовясь покинуть кабинет.
— Подождите, сейчас позвоню, вас на моём газике подкинут, — остановил его подполковник.
— Огромное рахмат.
— Не благодарите. Я с корыстными целями. Не откажите, пожалуйста, заверните по дороге к моей Катерине, предупредите её, чтоб не ждала, ночевать здесь буду. Скажите ей: служба — она понимает. Позже я ей сам позвоню.
— Непременно заеду. А что, Дмитрий Фёдорович, если не тайна, имел какое-нибудь продолжение рецепт несъедобного плова?
— Представьте себе, ничего. Фарманова с ног до головы проверили — в порядке. На автобазе давно, шофёр хороший, не пьёт, не скандалит, ни одного левого выезда. Человек он, правда, угрюмый, но это уж свойства души и, что называется, «наказанию не подлежит». Близких друзей у него при таком характере, конечно, нет, жены тоже. Но вот то, что говорит в его пользу. В прошлом году у него умерла мать. Он очень сильно переживал её смерть и до сих пор не успокоился, стал ещё более угрюмым и замкнутым.
Проверили все самаркандские торговые склады — ничего не пропало, накладные в полном порядке. И всё-таки меня не покидает уверенность, что неспроста обменялись записками Садулла с Фармановым. Как говорят узбеки, «раз качается тополь, значит есть ветер».
Начальник заставы поднял трубку звякнувшего телефона.
— Машина ждёт.
— Спасибо. Мурзаев со мной поедет?
— Думаю, что нет. А если встретитесь с ним сегодня или завтра, то ни о чём его не расспрашивайте. Всего вам доброго.
— До свидания.
Глава XVII
Прошло не менее двух часов с того момента, как опустел раскоп, прежде чем Мурзаев открыл глаза. Он ползком подобрался к выходу, выглянул наружу — никого. Так же ползком вернулся обратно. Не останавливаясь в главном коридоре, прополз в пещеру с чёрными стенками и привалился к камню, которым по приказу начальника задвинул ход к реке. Лучше ещё подождать — безопасней будет.
Несколько раз в течение этого месяца Мурзаев делал попытки остаться на раскопе. То забредёт за край холма, то задержится в келье, где хранились лопаты и кирки, то присядет в тёмном углу коридора, словно разглядывая что-то внизу. Но каждый раз его окликали, да ещё шутили: «Смотри, оставим в пещере, ночью души монахов придут, под землю утащат». Монахов он не боялся, пограничники — это другое дело.