Друзья познаются в огне [litres]

И не дав им очухаться, медленно направился в сторону дальнего перекрёстка.

По тротуару центрального городского проспекта, опираясь на трость, не спеша шёл высокий русский офицер, красивый по-мужски. Перед несгибаемой волей которого в почтенном поклоне склонили свои головы кровожадные моджахеды, жестокие и коварные мафиози и чёрствые, алчные чинуши. Многочисленные горожане шли ему навстречу. И вновь среди них он был равным. Ему было неимоверно больно, как той Русалочке из сказки Андерсена, которая обменяла свой русалочий хвост на прелестные ножки, чтобы быть рядом с людьми. Но, несмотря на боль, Пётр был несказуемо счастлив, потому что всегда побеждает любовь. Любовь к жизни, к людям, к самому себе.

Глава 21

— Никки, Никки, вставай, — громко закричала Мариночка, вихрем ворвавшись в палату, где лежал Николай Петрович. — Дядя Коля, перестань болеть!

Перепуганные медработники буквально вытащили возмутителя спокойствия из палаты, выразив своё неудовольствие безобразным поведением русской девочки. Николай Петрович, будучи уже в сознании, извинился за Мариночку перед медперсоналом и попросил вернуть её в палату, пообещав, что всё будет тихо и спокойно. Вслед за Мариночкой в палату вошла и Мишель. Глаза её светились счастьем и радостью. Николай Петрович отыскал её ладонь и крепко сжал, при этом глаза их встретились. В них было столько любви и нежности, что океана не хватило бы, чтобы выразить всю их глубину и ширь.

Выписавшегося из кардиологической клиники Николая Петровича дома ожидал ещё один сюрприз. Он стал дважды папой, поскольку встретился с Аркашей — наречённым братишкой Марины. Мишель во всех подробностях рассказала ему, как съездила в Россию и привезла теперь уже двух неразлучных ребятишек. Николай Петрович одобрил действия своей супруги и ещё раз поблагодарил за оказанную услугу. А главное, он был признателен ей за возвращённые в семью любовь и согласие.

Через некоторое время, окончательно выздоровев, Николай Петрович возобновил свою оперную деятельность, но уже в меньших масштабах. В перерывах между работой оперный певец, как и раньше, «брал в охапку» свою большую семью и «тащил» гулять по сказочным местам знаменитой Ниццы.

Однажды, сидя с Мариночкой и Аркашей на берегу лучезарного побережья, Николай Петрович обнял обоих и с большой любовью произнёс:

— Милые мои детки, я хоть вам и не родной папа, но постараюсь сделать так, чтобы вы обязательно были счастливы в жизни и могли бы всего достигнуть. Мы с мамой Мишель уже видим, как через много лет Мариночке рукоплещет весь мир, очаровываясь исполнением прекрасных произведений. А Аркаша обязательно вылечится и тоже достигнет больших успехов, но уже в другой области. И как мне кажется, в литературной.

— Правильно, правильно, папочка, — разразилась громким смехом Мариночка. — Он умеет сочинять сказки и даже стихи.

Николай Петрович начал хвалить Аркашу, а Мариночка вдруг загрустила, а потом серьёзно произнесла:

— Папа Коля, а можно про себя я вас буду называть вторым папой, потому что первый папа у меня уже есть.

И девочка достала из кармана выцветшую и наполовину оборванную фотографию с отцовского погона, с которой улыбалась некогда счастливая семья Дарьяновых. На цветной фотографии слегка различались засохшие крапинки крови. Николай Петрович обнял Мариночку и тихо произнёс:

— Конечно же, Мариночка, твоим папой всегда будет оставаться папа Петя — единственный и неповторимый, который смотрит на тебя с этой фотографии. Храни её, потому что всегда по жизни тебя будет сопровождать его любовь.

Аркаша тут же экспромтом сочинил простенькие, но очень задушевные стихи.

Через месяц Николай Петрович написал письмо своему единственному другу Владимиру Ивановичу, оставшемуся в Москве в нелёгкий период так называемой перестройки.