Дух времени. Введение в Третью мировую войну

Много истрачено чернил на описание того, что сталось с потребностью в «эпоху потребления» (как она исказилась фантазмом желания и т. д. и т. п. — см., что называется, Жижека), много дискуссий велось и о том, какие потребности являются объективными (то есть отражают действительно необходимое человеку), а какие — нет (мол, наносное), и как отделить одно от другого. Но, наверное, следовало бы для начала понять, что это вообще такое — «потребность»? Можно, конечно, взять знаменитую пирамиду Абрахама Маслоу и убедиться в том, что перед нами почти полный перечень наших ожиданий — тут всё, что нам надо, и это то, за что мы готовы платить (трудом, деньгами, доверием и т. д.). Где-то по этому пути своего экономического развития человечество всю дорогу и двигалось, научившись покупать, кажется, всё, включая уважение, знание, прекрасное и даже самоактуализацию. Но, опять-таки, всё это не вглубь, а по поверхности. Вглубь — это когда мы понимаем, что потребность — это то самое ожидание:

 мы не платим и никогда не будем платить за уже удовлетворённую потребность, мы платим и будем это делать лишь за возможность удовлетворения

нашей потребности в будущем.

Допускаю, что всё это выглядит как какая-то совершеннейшая, лишенная смысла банальность, а на сцену выкатился капитан Очевидность. Но что если действительно старт политической экономии дало именно представление человека о «будущем», его желание управлять своим будущим, а ещё точнее — гарантировать это своё будущее с помощью тех или иных экономических инструментов?

Вообще говоря, способность представлять («видеть») будущее — это сложный психологический навык (понятно, что мы говорим о времени, которое находится в голове человека, — точнее, о способности его мозга разворачивать представления о мире на оси «прошлое — настоящее — будущее»). Эта способность нашего мозга локализуется в лобных долях (самой «молодой» и самой, так сказать, необязательной для нашей жизнедеятельности части мозга) и обусловлена уровнем миелинизации соответствующих нервных путей. Нам только кажется, что мы всегда думали о времени так, как думаем сейчас, во взрослом состоянии. На самом деле этот плод зрел и на разных этапах был разным: лет до десяти мы вообще не слишком умели разворачивать время, годам к двенадцати научились смотреть чуть дальше и как-то принимать в расчёт последствия собственной социальной активности, и только после восемнадцати строить время, а с двадцати одного года жить так, словно бы оно уже есть (то есть представлять его как некую фактическую реальность, несмотря на несомненную иллюзорность этих своих представлений).

Так в сжатом виде выглядит онтогенез времени (развитие функции времени в процессе нашего индивидуального развития), и очевидно, что он является культурно обусловленным феноменом — то есть специфическое социальное бытие вынуждало соответствующие нервные пути в нашем мозгу миелинизироваться. Но это означает, что и в культуре данная функция — способность к развёртыванию времени — возникла и неспешно развивалась на протяжении значительного исторического периода (Михаил Михайлович Бахтин, например, отчётливо зафиксировал эту динамику, анализируя хронотопы романа начиная со времен античности), и она не одинакова в разных культурах (подробный и крайне увлекательный анализ европейского и китайского «времени», например, принадлежит перу Франсуа Жюльена). Наконец, очевидно, что культуры, которые не справились с формированием развёрнутой идеи времени, так и продолжают оставаться в весьма примитивном состоянии (иллюстративный пример — индейское племя амондава, живущее в джунглях Амазонки; в их языке нет никаких намеков на время — ни самого понятия времени, ни прочих временных прелестей — прошлого, будущего, дней, месяцев, лет, поэтому, засыпая, они, в своём представлении, умирают, а проснувшись, считают себя родившимися заново; тогда как в английском языке, кстати сказать, слово «время» используется чаще, чем любое другое существительное). Иными словами, умение мыслить будущее — это сложный психологический навык, сформированный в каждом из нас культурой, а степень развитости самой нашей культуры в значительной степени определяется глубиной проникновения в прошлое (история) и будущее (представление о целях), то есть совокупной миелинизацией соответствующих нервных путей в лобных долях её носителей.