Дураки и умники

Так проходит час или два, наконец, за дверью слышится глухой кашель, и сразу из боковой комнаты выбегают все трое в белых халатах и исчезают за дверью палаты. Рыжий тоже встает и, подойдя поближе к стеклянной двери, пытается заглянуть внутрь, но плотные, в густую сборку занавески не позволяют разглядеть что-либо, кроме смутного пятна посреди комнаты. Слышатся приглушенные голоса, как будто уговаривают о чем-то старика, его раздраженное «не хочу», скрип кровати и звон склянок. Рыжий отходит к окну и смотрит на высокие ели, между которыми проложены аккуратные дорожки. Спустя какое-то время, маленький доктор возникает в дверях все в той же нерешительной позе, он явно хотел бы проскочить мимо рыжего, не объясняясь с ним, но не может себе этого позволить. Женщины, тихо переговариваясь, проносят прикрытую белой салфеткой «утку» и исчезают за дверью, на которой написано «Лаборатория».

— Ну что? — требовательно спрашивает рыжий.

— Я сказал, что вы здесь.

— Ну и?

Доктор пожимает плечами:

— Молчит.

Рыжий делает щелчок пальцами:

— Я пошел.

Доктор снова пожимает плечами и отступает от двери.

— На вашу ответственность.

Вид старика, утонувшего в подушках и сливающегося с ними цветом лица, неприятно его поражает. Он морщится почти брезгливо и садится в кресло в ногах у больного. Тот по-прежнему лежит с прикрытыми веками и не реагирует. Рыжий внимательно смотрит на него, будто что-то прикидывая про себя, ожидая малейшего движения. Так проходит еще несколько тягостных минут. Наконец старик открывает глаза, но смотрит не на посетителя, а в потолок. Рыжий вытягивает шею, пытаясь обратить на себя внимание. Старик косит глазом и, увидев его, тоже морщится.

— Чего тебе?

— Мы все волнуемся о вас.

«О себе вы волнуетесь», — думает больной, но сказать не решается: он немного побаивается рыжего.

— Ну что там творится в стране? — через некоторое время спрашивает старик слабым голосом.

— Все хорошо, не беспокойтесь.

— Что пресса пишет?

— Наша или…?

— И наша, и ихняя. Про меня что пишут?

— Высказывают уверенность, что вы скоро поправитесь.

— Что Дума?

— А, как всегда, шумят, не стоит обращать внимания.

Старик делает попытку приподнять голову и снова бессильно опускается на подушки.

— А эти… коммунисты?

— У них сейчас нет никакого влияния, варятся в собственном соку.

— Значит, все хорошо пока?

— Да, все хорошо, не волнуйтесь.

Рыжий открывает свой дипломат и достает несколько листков.

— А что народ говорит? — еле слышно спрашивает старик.

— Народ? Какой народ?

— Наш.

— А! В этом смысле. Все под контролем, вы, главное, не волнуйтесь. Люди обо веем проинформированы, как надо.

Привстав и не выпуская листков из рук, рыжий показывает их старику.

— Вот это надо бы сегодня подписать. Очень важно.

— А что там?

— Да ничего особенного. Вот это по кадрам. Кое-кого тут надо передвинуть, я вас не хочу утомлять, вы просто подпишите, и все. Тут вот надо вето на думский закон. Закон очень плохой, вредный для нас, пропускать нельзя никак. Ну и насчет налогов, очень важно, очень ждут на Западе.

— Премьер в курсе?

— В общем, да… Он заедет к вам. Завтра или послезавтра.

— А Таня смотрела?

— Конечно. Она не возражает.

Рыжий вкладывает ручку в чуть подрагивающую руку старика и один за другим подставляет ему листы, закрепленные на тонкой пластмассовой пластинке. Старик медленно и долго выводит на них длинную, замысловатую подпись. Закончив, он тут же снова закрывает глаза и, кажется, засыпает. Входят врач и жена.

— Достаточно, смотрите, как он устал, — говорит врач рыжему вполголоса, а жена укоризненно смотрит и вздыхает.

Рыжий щелкает замком дипломата и встает.

— Сядь, — неожиданно говорит старик, не открывая глаз.

Рыжий послушно садится. Врач и жена, потоптавшись без дела, выходят, делая ему страшные глаза, на что тот только пожимает плечами: мол, не моя воля. Так он сидит еще какое-то время. Наконец, старик открывает глаза и, глядя в потолок, спрашивает:

— А что с выборами, почему никто ничего мне не говорит?

Рыжий мнется, не зная, как лучше сказать.

— Что, проигрываем?

— Нет, что вы! В целом ряде регионов уже прошли наши кандидаты.

— И на юге?

— На юге сложнее. Но Зуб остался, там все сделали, как договаривались. С остальными пока неясно. В Благополученске выборы только в ноябре.

Старик молчит, перебирает губами.

— Там есть наш кандидат?

— Есть, но…