Интерком ожил, разразившись хрипом и коротким паническим взвизгом, прерывая разошедшуюся брюнетку. А затем оттуда заиндивевшими могильными плитами, на каждой из которых было выбито моё имя, вылетели слова, напоминающие боевой скрежет тираннозавра:
— Из-зотов! Ко мне! Бегом!!
И щелчок отключения.
Ой, *ля… Я замер, чувствуя, как немеют ноги. Сидящая на мне Вероника тоже судорожно сжала бедрами мне бока, расширившимися от паники глазами что-то ища у меня на лице.
— Мне. Надо. Идти, — прошептал я спустя секунд тридцать. Ну да, надо было разобраться с голосовыми связками. Что-то с ними не то, к врачу, что ли, заглянуть.
— Виииить, — страшным шепотом обратилась ко мне психиатресса, — Слууушай… А давай, ну… сейчас? Вот прямо сейчас?! По быстренькому?!! На посошок?! А то вдруг не вернешься… Вииить!! Ты кудаааааа?!
Глава 11
Разговор по душам
— Знаешь, я на тебя не злюсь, — мерно падали в тишине зала слова огромной блондинки, которая в данный момент быстро, но очень аккуратно раздевалась догола, — На тебя? Нет, Изотов. Ни капли. Я же не дурочка с переулочка. Мы оба знали, что это рано или поздно произойдет. Должно было произойти.
— А…
— Нет, послушай меня, потом говорить будешь, — оборвала меня Окалина, так же деловито одевающаяся в спортивную форму в виде обтягивающего топа и коротких эластичных шорт. То, что она передо мной только что отмелькала своим накачанным, но совершенно обнаженным телом, женщину не смущало ни капли. Её в данный момент вообще сложно было бы… смутить.
«Однако», — в голову мне пришла неожиданная и крайне несвоевременная, а еще насквозь больная мысль, — «Кто-то кое-чему научилась у своей дочурки. Никаких Садов Придонья… Слава мне!»
— Так вот, — задумчивым и даже слегка размеренным тоном продолжала майор, — Не будем детьми, да? Мы с тобой оба прекрасно видим мир, в котором живем. Он далеко не сказка, которую рисуют остальным. Хотя нет, именно сказка. На нашей крови и костях, Вить, на нашей грязной работе. Ты в курсе, что сдавшихся адаптантов провозят мимо ограничителя, да? В курсе. Они умирают в своих вагонах как мухи. Входят в коматоз и всё, потом эвтаназия и захоронение, спите спокойно, очень дорогие товарищи. Вот тебе девятнадцать всего лет, а ты уже прекрасно понимаешь, почему. Цена, Витя Изотов. За всё надо платить.
— Тов…
— Молчи, я же просила. Потом всё скажешь. Я выслушаю. А теперь иди за мной. Молча. И слушай.
Я пошёл вслед за ней по длинному полутемному коридору. На этом подземном этаже НИИСУКРС больше никого не было.
— Так вот, — продолжала Окалина, шагая вперед, — Цена. Её платят не они, наши любимые и дорогие граждане, её платим, в первую очередь, мы. Только во-вторую её платят жертвы этих… идиотов. А знаешь, как мало этих жертв? Очень мало. Ты бы удивился, узнав, какое мизерное количество людей пострадало от происходящего. Когда мы закончим, то число буйных адаптантов, буйных и покойных, будет больше, чем тех, кто от них пострадал. Намного. Но цена, которую продемонстрируют обществу, которую будет демонстрировать Юлька — будет совсем другой. Мы будем врать. Мы всегда врем. Не я, не Партия, а мы, Витя. Ты тоже. Это часть нашей функции.
Мы пришли в какое-то помещение. Здоровое и пустое, с слегка пружинящим полом, чем-то напоминающее палату для душевнобольных. Гм…
Ух, ё…
— Проходи, не стесняйся, — махнула мне рукой майор, продолжая свою речь, — Так вот, Витя, что я тебе хочу сказать. Мы все лжём, потому что это надо, понимаешь? Этого требует результат. Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что в некоторых видах деятельности цель всегда оправдывает средства. Тебе выдают эти средства с таким прицелом. Для тебя производят эти средства. Создают. Планируют. Тебе отдают приказы, зная, как ты их выполнишь. Тебе ли этого не знать, да?
— Я. Этого. Не просил, — вырвалось у меня почти против воли.
— А кто, кроме тебя, Симулянт? — внезапно сменила тон моя начальница, — Назови мне того, кого я могла бы использовать вместо тебя? Умеющего обращаться в туман, лояльного, сильного, безжалостного. Думаешь, исполнителей штампуют? Ты видел своими глазами, что происходит, когда пытаются штамповать. Ты видел девчонок. Думаешь, они хотели быть теми, кем стали?
Меня перекосило. Видел, да. «Солдатики».