– Сомневаюсь, – сказал Страйк. – Он оставил целую серию записей, в которых то и дело возвращался к смерти Скорпиона, или Юноны, а это имена, которые он дал Джоанне Хэммонд. Думаю, подсознательно следователь понимал, что без вас тут не обошлось. У него часто упоминается яд, который, сдается мне, засел у него в голове из-за обстоятельств смерти Джоанны. В тот период – вчера вечером я в очередной раз перечитывал его записи – он воспроизводит длинное описание Королевы Чаш из колоды Таро. Мол, королева эта отражает сущность наблюдателя. «Разглядеть ее собственную Истину почти невозможно». А в ту ночь, когда его увезли в больницу, он в галлюцинациях видел демона в женском обличье, с кубком в руках и с висящей на шее семеркой. Он был слишком болен, чтобы выстроить свои подозрения в систему, но подсознание все время ему говорило, что вы – не та, за кого себя выдаете. В какой-то момент он написал: «Неужели Кит прав?» – Китом он называл Айрин, – и в конце концов я спросил себя: в чем она могла быть права? А потом вспомнил, как на той нашей первой встрече с вами обеими она сказала, что вы вроде как «вздыхали» по Даутвейту.
При имени Даутвейта Дженис чуть вздрогнула.
– Оукден тоже говорил, что вы перемигивались с Даутвейтом, – продолжил Страйк. – А Дороти объединяла вас с Айрин и Глорией как своего рода «багряных жен», подразумевая, что вы когда-то флиртовали в ее присутствии.
– И это все, что у вас на меня имеется: как я однажды флиртовала и была объявлена Королевой Чаш? – спросила Дженис, которой удалось привнести в свой голос оттенок презрения, хотя от Страйка не укрылось, что медсестра поражена.
– Нет, – ответил Страйк, – у меня есть и другие доводы. Странные аномалии и совпадения. Поговаривали, что Марго не любила «медсестру», но вас часто путали с Айрин, и я лишь через некоторое время разобрался, что это говорилось о вас… Далее: хрупкая икс-хромосома. Когда я впервые увидел вас у Айрин, вы сказали, что посетили Эторнов только один раз, но во время нашей второй встречи оказалось, что вы знаете о них чертову уйму всего. Хрупкую икс-хромосому в начале семидесятых называли синдромом Мартина-Белл. Если вы их видели один-единственный раз, не странно ли, что вы точно знаете их диагноз и пользуетесь сегодняшней терминологией?… А потом, трудно было не заметить, как часто у людей из вашего окружения случаются расстройства желудка или состояния, близкие к наркотическому опьянению. Вы что-то подлили в пунш во время барбекю у Марго и Роя?
– Ну, подлила, – процедила она. – Сироп ипекакуаны, вот что это было. Я еще подумала: прикольно будет, если все решат, будто мясом отравились. Но потом Карл у них вазу раскокал, и я даже обрадовалась… Мне ведь немного надо: только посмотреть, как их всех корчит, вокруг каждого похлопотать… короче, испортить им праздник, но это же безобидная проделка, так ведь?… Хотя в тот раз и впрямь прошлась я по лезвию. Там ведь все врачи были, вдруг бы доперли? А целый стакан выдула только Глория, вот ее и прихватило. Мужу Марго это не понравилось… надо же: кто-то блеванул в их шикарном доме!
И Страйк увидел, что за смиренным обликом кроется неудержимая страсть к разрушению.
– Глорию вырвало во время барбекю, – стал перечислять Страйк. – У Айрин – синдром раздраженного кишечника, у Кевина – постоянные боли в животе, Вильму шатает и тошнит, когда она приходит на работу в амбулаторию «Сент-Джонс», меня вывернуло от присланных на Рождество конфет, а про Стива Даутвейта и говорить не приходится: проблемы со зрением, головные боли, бурлящий кишечник… Рискну предположить, что именно с Даутвейтом флиртовала Айрин в тот день, когда вы бросили ей в чай капсулы?
Дженис прищурилась и поджала губы.
– Как я понимаю, вы ей сказали, что он гей: хотели ее отвадить?
– Она женила на себе Эдди! – взорвалась Дженис. – Как в паб ни придем – все мужики к ней липнут. Если б я ей призналась, как мне нравится Стив, она бы его тут же прибрала к рукам, просто забавы ради. Потому я и сказала, что он гей.
– Чем вы ее сейчас травите?
– Когда как, – спокойно ответила Дженис. – Смотря как сильно она меня выбешивает.
– А расскажите-ка мне про Стива Даутвейта.
У Дженис участилось дыхание. Лицо опять залилось румянцем волнения.
– Он был… настоящий красавец-мужчина.
Страстный трепет в ее голосе ошеломил Страйка едва ли не больше, чем арсенал ядов у нее на кухне. У него перед глазами возник щекастый слюнтяй в галстуке-селедке, с прилипшими к потному лбу седыми лохмами – хозяин семейной гостиницы «Аллардис» в Скегнессе, а вместе с тем уже в который раз появилась причина поразмыслить о непостижимой и непредсказуемой природе человеческой любви.
– Если я влюблялась, то всегда без памяти, – сказала Дженис, а Страйк подумал об умирающем в агонии Джонни Марксе и о прощальном поцелуе Дженис.