Дурная кровь

— Если закрыть глаза на тот факт, что убивать он начал, когда еще был очень далек от среднего возраста, — тут же возразила Черстин.

Хультин бросил на нее испепеляющий взгляд и продолжил:

— Многие трупы остались неопознанными. И хотя списки пропавших людей в США занимают целый талмуд, количество неопознанных жертв кажется неоправданно высоким. Десять человек из двадцати четырех.

— Может, есть хоть какие-нибудь различия между первой и второй сериями?

Снова знаменитый взгляд Хультина. Потом методичное перелистывание страниц. И вдруг находка.

— Во второй серии все шесть жертв идентифицированы. Значит, в первый раз неизвестными остались десять из восемнадцати человек. Большинство. Возможно, это о чем-то говорит, но я пока не готов делать выводы.

— Может быть, идентификацию осложняет стиль убийства? — спросил Йельм.

Было очевидно, что умы сотрудников заработали в полную силу. Этого момента все они ждали с нетерпением. И уже никого не смущал цинизм задаваемых вопросов.

— Нет, — ответил Хультин. — Он не вырывает жертвам зубы и не отрезает кончики пальцев.

— А что он делает? — спросил Нюберг.

— Подожди, — остановил его Чавес, глядя в свой исписанный блокнот. — Мы еще не закончили. Так кем же все-таки были те, кого удалось опознать? Может, у него пристрастие к какой-то социальной группе?

Хультин снова углубился в дебри информации. Роясь в бумагах, он сказал:

— Ответы на свои вопросы, вы вообще-то можете найти в полном отчете ФБР, который сегодня вечером нам пришлет спецагент Ларнер. Сейчас мы с вами опережаем события, ну уж ладно.

Тут он нашел то, что искал.

— Все восемь человек, опознанных в первой серии, закончили университеты. Похоже, он не любит образованных людей. Шестеро во второй серии составляют довольно пеструю компанию. Возможно, с годами наш убийца стал демократичнее.

— Мы до пола когда-нибудь дойдем? — резко прервала его Черстин Хольм.

В аудитории воцарилась тишина, потом Хультин понял, о чем идет речь.

— Одна женщина в первой серии. Одна из восемнадцати. Во второй — две женщины из шести.

— Значит, разница все-таки есть, — суммировал Йельм.

— Возможно, он стал демократичнее и в вопросах пола, — сказал Хультин. — Давайте подождем и посмотрим, что на этот счет есть у Ларнера. Он занимался этим делом с самого начала. Изучение материалов привело к тому, что в конце семидесятых был очерчен круг если не подозреваемых, то, по крайней мере, предполагаемых преступников. Оказалось, что эти убийства имеют аналогии с — хотите верьте, хотите нет — пытками, применявшимися во время войны во Вьетнаме. Особое и очень секретное подразделение американских вооруженных сил использовало подобные приемы на допросах солдат НФОЮВ^[11]. Так сказать, бесшумные пытки, специально для джунглей. Официальные круги отрицали существование этого подразделения, называли его еще одним мифом Вьетнамской войны, и Ларнеру было очень трудно получить доступ к материалам. В деле были замешаны многие высокопоставленные чиновники, они как могли вставляли ему палки в колеса, но он не сдавался и в конце концов все-таки узнал, что это подразделение проходило под малосимпатичным кодовым названием “Крутая команда” — Commando Cool — и даже составил список его членов. Одного из них, командира подразделения Уэйна Дженнингса, родом, кстати, как раз из Кентукки, он даже почти заподозрил. Прямых улик против него не было, но куда бы Ларнер с этим делом ни сунулся, он всюду натыкался на фамилию “Дженнингс”. А потом случилось то, что случаться не должно. Однажды, устав от слежки, Дженнингс решил оторваться от автомобиля ФБР и разбился на машине. Ларнер сам присутствовал при этом и видел, как горел Дженнингс.

— После этого убийства были? — спросил Чавес.

— Были! Сразу два — одно за другим. На Ларнера повесили смерть невиновного человека. Был суд. И хотя Ларнера оправдали, карьера его оборвалась. Еще хуже стало, когда через пятнадцать лет тщетной борьбы он вдруг понял, что убийца снова взялся за свое. И вот уже почти год, как Рэй Ларнер вернулся к тому, с чего начинал, но за это время он ни на йоту не продвинулся в поисках кентукского убийцы. Я ему не завидую.

— А зря, — сказал Сёдерстедт. — Теперь кентукский убийца уже не на его, а на нашей совести. Он свободен, а мы — нет. — Сёдерстедт сделал паузу, потом продолжил несколько театрально: — Мы беремся за дело, которое двадцать лет безрезультатно расследовало ФБР, используя все доступные средства. Причем наши средства изначально ограничены возможностями шведского ВНП^[12].

Хультин сделал вид, что не заметил его выпад.

— А что за modus operandi^[13] был у этой “Крутой команды”? — снова решил уточнить Нюберг. — Как умер этот литературный критик?

С явным облегчением Хультин повернулся к нему.