Душа Японии

— Нет, я не сержусь, — сказала она, — мне только жаль, что вы подсмотрели, потому что вы, конечно, сочли меня безумной, видя, что я пляшу совершенно одна. А теперь я должна объяснить вам все это.

И она поведала ему печальную повесть свою.

Тогда он вспомнил, что мальчиком слышал ее имя — ее профессиональное имя, — имя самой известной ширабиоши, столичной любимицы, внезапно исчезнувшей в момент апогея славы и красоты своей — неизвестно почему и куда...

Она бросила славу и блеск и бежала с юношей, который ее полюбил. Он был беден, но их совместных средств было довольно для скромного счастья в деревне. Они выстроили домик в горах, где провели несколько лет, безмятежно счастливы, живя только друг для друга.

Он боготворил ее. Его величайшим наслаждением было любоваться ее пляской. Каждый вечер он играл какую-нибудь из их любимых мелодий, а она танцевала. Но вдруг во время суровой зимы он захворал и умер, несмотря на ее нежный уход. С тех пор она жила совершенно одна со своими воспоминаниями, совершая все ритуалы верности и любви, которыми чтут умерших.

Ежедневно она ставила перед памятной дощечкой обычные дары, а по вечерам она плясала для него как при жизни его. Таково было объяснение тому, что видел молодой путешественник.

— Невежливо было с моей стороны будить утомленного гостя, — продолжала она. — Но я дождалась, пока вы крепко заснули, и старалась плясать как можно тише. Надеюсь, вы мне простите, что я невольно потревожила вас.

Окончив свое объяснение, она приготовила чаю, который они выпили вместе, после чего она так убедительно стала упрашивать его снова лечь, сделать это ради нее, что ему пришлось опять отправиться за ширмы под бумажную занавеску, он так и сделал, рассыпаясь в извинениях и благодарности.

Он спал превосходно. А когда он проснулся, солнце уже высоко стояло на небе. Встав, он нашел приготовленный маленький простой завтрак. Несмотря на голод, он почти ни до чего не дотронулся из боязни, что его хозяйка из гостеприимства отдала ему свою часть.

После этого он стал прощаться. Но о плате за ночлег и труды она и слышать ничего не хотела.

— То, что я могла предложить, не стоит платы, — сказала она, — что я дала, я дала от души. Поэтому прошу простить неудобства и только помнить мою добрую волю, которая, к сожалению, ничего лучшего не могла дать.

Он еще попытался уговорить ее взять хотя бы что-нибудь за труды, но видя, что его настойчивость огорчает ее, распростился, стараясь, как умел, выразить ей свою благодарность.

Сердце его нежно затосковало, когда пришлось расстаться. Красота и душевная прелесть ее обворожили его больше, чем он сам сознавал.

Она указала ему тропинку, по которой он должен был идти, и провожала его глазами, пока он спускался с горы и исчез за поворотом. Час спустя он уже очутился на знакомой горной тропе. Вдруг он вспомнил, что забыл назвать ей свое имя. Он замедлил на мгновение шаги, потом сказал, махнув рукою:

— Ах, не все ли равно! Ведь я навсегда останусь тем же безвестным бедняком!

И отправился дальше.

Много лет прошло и многое изменилось. Художник стал стариком. Но прежде чем состариться, он стал знаменит. Очарованные его чудными произведениями, владетельные князья наперерыв старались выказать ему свое расположение; он стал богат и знатен и жил в собственном роскошном доме в столице. Молодые художники из разных провинций были его учениками, жили с ним и, пользуясь его уроками, всячески старались ему угождать. Во всей империи знали его.

Раз к его дому подошла старушка и сказала, что желала бы видеть его. Слуги, видя ее бедную одежду, сочли ее за обыкновенную нищенку и грубо спросили, что ей нужно. Когда она ответила им, что может сказать о цели своего посещения только самому благородному господину, они подумали, что она полоумная, и спровадили ее, сказав, что их хозяин уехал из города и неизвестно, когда он вернется.

Но старушка возвратилась и приходила каждый день в течение целых недель; а ее каждый раз гнали под новым предлогом: «сегодня он болен», «сегодня он очень занят» или «сегодня у него много гостей и не приказано никого принимать».

А она все возвращалась, каждый день в тот же час, все с тем же узлом в полинявшем платке.

Наконец слуги, не зная, что делать, решили все-таки доложить о ней своему господину. Они пришли к нему и сказали:

— У ворот нашего благородного господина стоит древняя старушонка — вероятно, нищенка; она уже приходила более пятидесяти раз и просила быть допущенной к нашему господину; и не хотела поведать нам, что ее приводит сюда; она говорит, что может сообщить об этом только самому господину. Мы гнали ее, потому что она казалась нам сумасшедшей, но она все возвращалась, и поэтому мы сочли за лучшее доложить об этом нашему господину, дабы он сам решил, как поступить с нею.

Тогда художник сердито крикнул:

— Почему мне раньше никто не доложил об этом?

Он сам вышел к воротам и ласково заговорил со старой женщиной; он еще не забыл своей прежней бедности и спросил ее, не нужно ли ей денег.