– Но мы-то в более выгодном положении, – повертел он стальным предметом в своей руке. – Так что кто кого застрелит – это еще большущий вопрос. Идем.
Мы вместе оказались в прихожей. Я примкнула к «глазку». Там стояла Надежда Горохова. Изумившись, я открыла ей дверь. Илья предусмотрительно спрятал пушку за спину.
– Лиза? – неимоверно удивилась она, переступая порог. – Что ты здесь делаешь?
– А ты?
– Я вот… принесла некоторые Витины вещи. – Она показала нам небольшой пакет в своей руке. – Когда был у нас, оставил.
– Почему принесли только сейчас? – насторожился Тимуров и, глядя, как она стремительно краснеет, вырвал у нее пакет. Сунул туда руку. – Что это? Яблоки? Зачем?
Я не поверила, пока Илья не вытащил прозрачный пакет яблок из цветастой сумки.
– Объясни, – потребовала я у Гороховой.
– Лиза, мне так стыдно… Ты же знаешь, я мало зарабатываю. Анатолий уволил свою домработницу, ну я к нему и нанялась в кухарки. Платит мне гораздо меньше, да я и хожу всего дважды в неделю. Хоть какая-то подработка. Вот сегодня шарлотку собралась печь.
– Ясно, – успокоилась я.
– А где Анатолий?
– Он у себя. Проходи.
Она неторопливо разулась и вошла в гостиную. Мы топали позади нее, Илья шепнул:
– Ты что, собираешься все ей рассказать?
– А как же? Это ее сын.
– Что с моим сыном? – услышала она и обернулась ко мне.
Я смотрела в морщинистое лицо, двумя слоями заштукатуренное дешевой пудрой, и в светлые глаза под стеклами очков и пыталась придумать, какими словами передать этой женщине, что ее сына больше нет в живых. Она и так уже подозревала, но когда есть надежда, пусть и крохотная, это совсем другое, чем когда ее нет совсем.
Ты пытаешься спасти, пытаешься, пытаешься, а в какой-то миг случается так, что спасать уже некого…
– Надя, присядь, я должна тебе рассказать кое-что.
Повествование не отняло у меня много времени. Учительница хваталась за сердце, подскакивала, кричала, снова садилась.
– А Мишу-то за что?
Я пожала плечами.
– Мы не знаем, он не говорит.
– Но вы уверены? Он признался?
– Да, у меня есть диктофонная запись, если хочешь послушать.
– Нет… Нет, не хочу! Каков подонок! А… полицию вызывали? – Мы покачали головами. – Почему?
– Планируем это сделать в ближайшее время.
Илья добавил:
– Когда он ответит мне еще на парочку важнейших вопросов.
– Но как он ответит? Он же сбежал из квартиры, так?
Мы переглянулись с Тимуровым. Заключительный аккорд этой истории я утаила. Тот, что про пытки и угрозы с применением оружия.
Илья, словно прочитав мои мысли, извлек из-за пояса пистолет, который все это время там держал, чтобы не напугать женщину. Она ахнула.
– К большому моему удовольствию, от меня редко кому удается сбежать.
– Мне нужно поговорить с ним.
– Это не обсуждается, – отрицательно покачал Тимуров головой. – Тип опасен.
– Вы связали его?
– Ага.
– Тогда для меня нет опасности. Я хочу посмотреть ему в глаза. Неужели он посмел нанять меня на работу, убив при этом моего сына?! Я не могу в это поверить!
Не дожидаясь разрешения, Надежда вскочила и пулей влетела в кабинет, в котором была приоткрыта дверь – это дало ей повод считать, что пленник там. Впрочем, так оно и было.
– Сволочь! – донеслись оттуда припадочные крики. – Мерзавец! Отвечай, за что Мишу?! Моего сыночка! За что?!
– Еще немного, и ее придется откачивать, – хмуро выдал Илья, поднялся с дивана и медленно направился в сторону кабинета.
– Возможно, в кухне найдутся какие-нибудь успокаивающие капли, – предположила я и тоже поднялась, собираясь туда идти, однако не успела.
Расслабленный Тимуров, успевший переключить все свое внимание на меня вследствие моей фразы, подходил к двери, когда она резко от удара распахнулась, и он отлетел на несколько шагов, едва не упав на пол. Следом за этим прозвучал тихий хлопок. Глянув в ту сторону, я увидела сперва пистолет с глушителем, выруливающий из-за двери, затем руку, а после выходящего из помещения Катаева целиком. Анатолий Русланович попал Илье в руку, и тот выронил пистолет. Маячившая до этого за его спиной Горохова ныне его обошла и двинулась ко мне с каким-то шприцем наготове. От шока я икнула.
– Прости, Лиза. Мне придется тебе это вколоть.
Я приготовилась сражаться, но тут глушитель направили на меня.
– Или укол, или смерть, – сурово молвил Катаев.
«Турнир окончательно проигран», – подумала я, позволяя игле входить в свою руку. Через пару секунд комната завертелась, и я потеряла сознание.
Мы очнулись в кабинете Катаева привязанными к стульям. Со стены была снята картина, обнажившая металлическую дверцу сейфа.
– Тебе тоже что-то вкололи? – спросила я напарника, усиленно разминая шейные позвонки поворотами головы: от неудобного и, скорее всего, продолжительного сидения шея затекла. Хотелось вовлечь в процесс пальцы, но, увы. Руки были привязаны в районе локтей и не дотягивались.