Душа снаружи (СИ)

Я очнулся, и больше не было во мне раздражения по отношению к моему захватчику. И даже допустить мысли, что он намеренно вызвал у меня это видение, стараясь разжалобить, я не мог. Я заглянул в него. К моей досаде, он и правда был неспособен на давление и манипуляцию. Даже будучи бродячим духом невинно убитого. И, черт возьми, от этого мне было еще хуже. Я и правда не мог больше бороться с ним. Вот только чем бы закончилось наше восстание? Тем, что в этот раз пристрелят меня? И еще кого-нибудь за компанию. Не верю я в градоначальников и полицейских, чьи холодные сердца были бы растоплены душевной песней.

Хотя какая разница? Все равно жизнь у меня наперекосяк. И каждая попытка наладить ее заканчивается катастрофой. Может… будет лучше, если все пойдет, как идет? Покончу наконец с этими бессмысленными трепыханиями. Может, пуля в лоб лучше фамильного безумия, которое уже наступает мне на пятки? Мы, Ржавый и я, закончим эту историю вместе и закончим ее красиво. Вспыхнем ярко и сгорим дотла, как завещано праотцами от рока.

Как же легко становится после принятия решения! Я мысленно вновь нырнул в «не туда». И вот мы стоим рядом, я и этот лысый детина с печальными глазами. Я протягиваю ему руку. Мы связаны. Теперь уже добровольно. И до самого конца.

Краем глаза я увидел, как Шу протиснулся к решетке и непонимающе на меня уставился. Неважно. Теперь неважно. Все равно бы он ничего не понял.

− Вы же помните «Путеводную»? − Спросил я у людей. Или же спросил Ржавый. Неважно.

И они помнили. Они еще как помнили.

Люди еще продолжали стягиваться к бывшему клубу. Полиция старалась не пускать больше народу внутрь, но некоторым удавалось прорваться. А те, кому не удавалось, оставались тусить на улице, с пивом, кричалками и бутербродами. Даже изнутри их было слышно. Тексты песен Ржавого звучали у меня в голове, их витиеватые строчки срывались с моих губ. Наши голоса, кстати, были одного тембра, пусть манера пения и несколько отличалась. В целом − звучало похоже.

В перерывах я прикладывался к фляжкам, что мне то и дело протягивали через решетку. Толкал речи, ни на секунду не задумываясь над словами. И не понимая, кто из нас двоих сейчас говорит. Всех новоприбывших, прорвавшихся через полицию, мы встречали приветственными воплями. Шу, улучив минуту тишины, яростно шипел «какого хрена», но я лишь безмятежно ему улыбался. Он смотрел на меня почти с испугом. А мне было все равно. Я уже был пьян. Мне было хорошо, и вокруг стояли люди, хорошие люди, щедрые и добрые. И они любили меня, вернее, любили они, конечно, Ржавого, но мы же теперь объединились, стали одним целым. Я поискал глазами Улле − что она думает? Отошла ли от шока? Но не нашел, должно быть, толпа ее оттерла. Нехорошо… Надо бы ее найти.

− Люди, эй, люди!

− Какого. Хера. Ты. Творишь?! − Это снова был Шу.

Странный он, ей-богу. Вон на него уже косятся.

− Мы продолжаем празднество, которое должно продлиться вечно!

− Да-а! − проревела в ответ толпа.

− Сейчас ваш праздник закончат, и тебя тоже закончат!

− Иди с нами, друг! Шагни в открытый космос!

− Ты долбанулся? Нет, скажи, ты…

Я не успел ответить. Потому что помещение вдруг заполнил туман. И все вокруг начали кашлять и давиться. Я осел на пол, стараясь закрыть лицо свитером, но туман был везде, и не было от него спасения. Я схватился за решетку, дергая изо всех сил. Кто-то пытался раскачать ее с другой стороны. Горло будто набили мелким толченым стеклом. И каждая частичка разрывала дыхательные пути, словно крохотная пуля. Как же больно. Пускай это поскорее кончится, пожалуйста. Никто не придет и не вытащит меня отсюда, так пускай же все скорее закончится.

И что странно, мое желание исполнилось. Вдруг стало темно и тихо. Дышать я по-прежнему не мог, но этого больше и не требовалось. Теперь мне было очень легко и хорошо. Я лежал ничком на холодном полу и больше ничего не чувствовал.

А потом вдруг дом обрушился на меня. Причем я почему-то видел со стороны, как осели стены, поехала крыша, и меня засыпало бетонной крошкой и известкой. Куда подевались остальные, я не знал. А дом все рушился и рушился. Внезапно я понял, что это уже не бывшее «Заречье», это деревянные стены вирровского поместья валятся на меня. Тяжелые сосновые бревна, каждое из которых способно запросто переломать хребет. За поместьем стала падать и моя бывшая школа. Городской мост плавно съехал с опорных столбов и накрыл все это, точно крышка гроба.

Я лежал под целым рухнувшим городом.

Очень тяжело было, знаете, под целым-то городом.

И никто не собирался меня откапывать.

========== Часть 1, глава 10 “О грибницах и оборванных песнях” ==========

Пламя выжгло мне глаза, превратило в хлам мои легкие. Камни перебили ноги и руки. Зачем, ну зачем мне не дали дальше спокойно лежать под рухнувшим городом?

Там было тихо и спокойно. И ничуть не больно. Никак.

А теперь я лежу, и на моем лице горит костер, превращая его в кипящее месиво.