Душа снаружи (СИ)

Маменьке определенно нужно преподавать актерское мастерство. Искусство

интонаций, как вложить в самую простую и нейтральную фразу и презрения, и

холодной иронии. Паузы в нужных местах. И все это таким подчеркнуто спокойным

тоном. От которого тем не менее цепенеешь. Моя рука замерла над язычком. Вот

чего мне стоило быть чуть расторопнее и все-таки нажать на него?

− Что же, я наслышана о твоих похождениях. Мне звонили из бесплатной

окружной больницы…

Черт. Черт. Черт.

Надо было слышать, как она это говорит. «Мне» − и сразу перед глазами

портрет в золоченой раме, величественный профиль богини. «Бесплатной

окружной больницы» − мелькают оплывшие грязные лица, расцвеченные синяками, ряд

шатких коек, пожелтевшие матрасы с пятнами клоповьих гнезд. И какая же

невероятная, просто космических масштабов несправедливость, что эти два явления

из столь разных миров вдруг столкнулись в одном предложении!

Ну кто, кто додумался позвонить в Вирры? Зачем? Потому что думали, я сдохну

от того припадка? И что с того? Обязаны они извещать всех родственников, даже

если пациент совершеннолетний? Хотели как лучше? Или надеялись, что вся родня

примчится за своим потерянным сыном и озолотит лечебницу? Могу только

представить, что они услышали от матери.

Каждый раз я надеялся, что смогу вовремя отключиться. Услышу, что все живы,

и ладно. Или вообще не стану звонить. Или хотя бы выслушаю ее спокойно. Пусть

экспромт каждый раз был разный, но суть-то одна. Я неблагодарный, ужасный сын,

который хочет свести ее в могилу, но я сам плохо кончу, и очень скоро. Потому

что я запятнан грехом, я падаю в пропасть, я отрекся от своих корней, нужное

подчеркните. Но она каждый раз умудрялась добраться до самой моей подкорки.

В этот раз меня добил тот факт, что она в курсе моих последних приключений.

То-то в больнице на меня так пялились в самом конце. Сочувствовали, не давали

полиции сильно доставать вопросами… Отвратительно.

Я проживал все мои обычные стадии, слушая ее монолог. Вот ее голос начал

срываться, вот пошли переходы от почти крика к пророческому шепоту. Зловещему

такому, в кино люди умирают после таких вот разговоров. А я так и стоял замерев,

как олень в свете фар, и мечтал о том, чтобы пол разъехался и сомкнулся над

моей головой. Потому что такая тварь, из-за которой ей звонят из

бесплатных больниц недостойна топтать эту землю. А когда в трубке, наконец,

раздались гудки, я встряхнулся, и вылетел из будки.

Какое-то время я шел, почти бежал, не разбирая дороги, будто бы опасаясь погони. Гудки машин несколько вернули меня в реальность, и я свернул подальше от проезжей части. Все-таки пора завязывать с больницами. Да и помирать прямо сейчас я не буду. Вот назло, не буду. Пусть первый порыв, после таких-то напутствий из родного дома −

нырнуть под ближайший грузовик. Не дождетесь.

До одиннадцати у меня еще было время. Нужно успокоиться. Уговорить себя, что

я последний раз звонил в Вирры, пусть это и не так. Пройдет месяц, два − я

снова наберу этот номер. Но сейчас надо немного прийти в себя. В этот раз

холодный душ был прямо что надо.

Ноги привели меня к воротам кладбища, и я усмехнулся этим мрачным намекам

мироздания. Прислонился к решетке и закурил. Руки закоченели до невозможности.

Я глубоко затянулся и уставился в небо. Мысли понемногу прояснялись.

Нужно найти, где согреться. Сегодня все-таки важный день. Опять начало мести

и становится сложно различать окрестности. Судя по всему, я забрел в один из

тех дурацких районов, где нет ни одной даже самой крохотной забегаловки −

сплошь пустыри или ряды панельных многоэтажек. И кладбище еще это. Транспорта

никакого не видать, вот уж угораздило!

Я решил срезать путь прямо через захоронения. Все-таки при таком ветре лучше

оказаться среди памятников, а не на открытом проспекте. Руки поглубже в рукава

и как можно быстрее! Но из-за метели все вокруг быстро стало неразличимым. В

голове не осталось никаких мыслей кроме «вперед, скорее». Кажется, кладбище

бесконечно. Кажется, такими темпами моя пневмония вернется. Или я вообще

замерзну здесь.

Хуже всего пришлось рукам. Я тер ладони, дышал на пальцы, но все без толку.

Пальцы выкручивало, так, что хотелось кричать.

И поэтому, когда я заметил огонек на одной из могил, то бросился к нему, не

очень, правда веря, в его реальность.

Как может огонь гореть при таком-то ветре и снегопаде? Я и от зажигалки-то

прикурил с трудом. Но лампадка просто-напросто сияла, как маленькое оранжевое

солнце. Все еще не веря, я скинул крышку и жадно протянул ладони к пламени.

Какой невероятный кайф. Я боялся, что со следующим порывом ветра лампадка

потухнет, но этого не случилось. Хотя я довольно долго простоял над ней на

коленях. Более того, ветер понемногу стих, и снег стал совсем другим − не колючими мошками, врезающимися в лицо, а

большими плавно падающими хлопьями.

Я сидел и наслаждался долгожданным теплом в руках, пока не осознал, что пора двигаться, а то я сам стал похож на

памятник припорошенный снегом. «Дева на коленях» − самый популярный вариант в

Виррах.

Сейчас еще минуту. Как же здесь тихо. Неужели метель прекратится?