Душа убийцы — 2

— Послушайте, девушка! — Такая тонкая, стройная, снует от полок к прилавку, склоняясь… — Я не любитель выделывать выкрутасы на танцах… — А Волосы у нее были пышные, с рыжеватым оттенком… — Не собираюсь я в них и по улицам щеголять… — А белая блузка, а оголенные руки мелькают, двоятся, троятся… — Кроссовки нужны мне для движения к мировым достижениям!

Распахнув наконец-то глаза, которые оказались цвета морской изумрудной воды, Сабина ответила с великолепной учтивостью:

— Так что же вы все же хотите? Вам эти не нравятся, что ли?

Топорев поперхнулся. Конечно, можно считать — от того, что ему саданули по почкам. Но не лишена оснований догадка, что, окунувшись в изумрудные воды, ему не хватило дыхания. Откашлявшись, он прохрипел:

— Про Фидиппида слыхали? Так отложите мне парочку! Не хватает рубля!

Конечно, это был повод так повод! Соседние продавщицы, несмотря на толкучку и шум исхитряясь следить за событиями, замерли, как овчарки, натянув поводки. Однако эта Сабина!.. Эта гордячка Сабина!

— Вы, может быть, принимаете меня за фрамугу? — спросила она, одарив «Фидиппида» насмешливой улыбкой принцессы.

— Вернусь через час! — настаивал Топорев и бился с толпой: — Не лайтесь! Не пхайте!

— По-вашему, стоит дернуть веревку, и фрамуга откроется? — интересовалась Сабина, которую никто никуда не отпихивал.

— Не дергайте! — огрызался толпе. А ей: — Не дернуть! Не надо — веревку! При чем тут фрамуга?

— А за кого вы меня принимаете?

Здесь, несомненно, следовало догадаться, как надо ответить! Такие пышные, рыжеватые волосы, такие глаза!.. Увы! Напрасно в Славином голосе появляются бархатные обертоны, напрасно и клянчит он, и убеждает, вцепившись в прилавок, все это напрасно! Тем более что всегда найдется некий такой, который умеет догадываться. Такой пожилой паренек, который позднее представятся: «Миша!»

— Не может сказать, за кого принимает! — возмущается Миша, светлея лицом, нечетким после пластической операции. — Скажу тогда, за кого принимаю вас я!

И чего возмущается? Кроссовки, заметим, ему не нужны, хотя он их и купит. У него принцип такой: покупать все, что дают! Ну, пусть себе покупает, но зачем же встревать?

— Так вот, вьюноша! — объясняет пораженному Топореву. — Цвет изумрудной волны покажется вам цветом пленка, если рядом будут светить глаза этой леди!

— А по шее не хо? — приходит в себя тот, кто бормочет о движении к мировым достижениям. — А по черепу? По калгану?

К чести леди, сведущей и без Миши о преимуществах своих глаз перед морем, предложение Фиддипида ей больше по сердцу, чем комплименты встревающей личности. И в тот момент, когда Топорева обхватили прямым поясом сзади, чтобы вернее оттащить от прилавка, когда начал он безнадежно, безнадежно лягаться, Сабина снизошла наконец.

— Так что же вы все же хотите? — со светской учтивостью повторила она.

Тут произошло то, что объяснять я не в силах. Топорев, который и клянчил, и уговаривал, который выходил из себя, убеждал, этот верзила, помятый толпой, воскликнул вдруг:

— Рупь взаймы я хочу!

Нет, вы только подумайте! Еще не предложил прошвырнуться по Броду (улица Ленина), не пригласил ни в дансинг, ни в синема!.. Сабина впала в состояние грогги, в то время как Топорев из очереди выпал в осадок. И на нашей истории именно здесь уже можно бы было поставить недоуменную точку, если б… если б не покрасневшая туфелька!

Она напряглась и сбросила сверкнувшую в воздухе бляху!

Налитая тяжестью непомерной цены, бляха увлекла туфельку за собой. Вниз, вниз, под прилавок!

Падая, Кроссовочка хладнокровно связала тесемки — чтобы не зацепиться в пути, и спрятала за шнуровкой розовый язычок была она девушкой современной и судьбу свою устраивала обстоятельно. (Здесь впервые проявилась личностная самобытность Кроссовочки, в связи с чем иначе как с прописной буквы я не могу писать ее имя!)

Между тем «Фидиппид» все заметил и понял как надо. И рванул за рублем, махнув на прощание Сабине. И осталась ненасытная очередь. Остался и догадливый Миша.

— Сабина — кивает Миша на возбужденных людей, — кроссовки кончаются, а этот ваш нищий рупь никак не найдет!

К чести Сабины она — ноль внимания.

— Сабина, — вновь напоминает о себе паренек, — этично ли предлагать этому милому толстяку полубрак: отличные туфли у вас под прилавком!

К чести Сабины она — кило двести презрения.

— Вот так бедных девушек и обманывают! — бормочет обиженный паренек.

И тут Сабина поднимает мерцающий изумрудами взгляд и собирается что-то сказать. Ах, вы понимаете: то, что она хочет сказать, ну никак не ложится на лист! И я, дабы не исказить образ прекрасной Сабины, ее лишаю возможности это сказать!

Не спорьте, Сабина, я знаю, что делаю, и лучше взгляните, кто рвется там в дверь, срывая готовый замкнуться засов.

— Достал! Достал руль! — взывает Слава с порога, одолевая усердную не в меру уборщицу. — Где они, где эти кроссовки?

— Какие кроссовки? — удивленно возражает Сабина (удивляя меня). — Кончились ваши кроссовки! Все расхватали! — возражает она с неожиданной яростью.