Душа убийцы — 2

Донесшийся хруст листвы засвидетельствовал, что преследователь повторял весь мой путь.

Я прыгнул к другой стене — там, на воле, словно что-то обрушилось, треск сучьев, стремительный шелест, огибающий угол с той стороны, и вновь кто-то замер, дыша по-прежнему шумно и часто, и, казалось, наблюдая меня.

Тогда, передвигаясь изломанными рывками и затихая время от времени, чтобы послушать, я подскочил к двери, свитой из прутьев, пнул ее резко и сразу выбежал. И мгновенно обернулся к врагу.

Никого.

— Эй! — крикнул я. — Кто там есть? Выходи!

И обомлел: из хижины, только что оставленной мною, выходил человек.

Я, растерявшись, спросил:

— А где собачка?

— Какая собачка? — быстро откликнулся он и облизал языком, острым и серым, бесцветные губы. — Нет здесь собачки! — повел шеей, как если бы жал воротник.

А на меня напала невероятная дурь.

— Такая собачка, — идиотски заспорил, — лилипуточка на ножках-тростиночках. Куцый хвост и шерсть — словно поросль мха. Но очень породистая. И все время поскуливает и дрожит.

— Нет здесь собачки! — тут же возразил человек и мелко сплюнул. — Никогда не было и не будет! — повел шеей, вытягивая ее из будто бы тесного воротника.

— Мерзкая собачонка такая, беспрестанно подглядывает и трясется, полаивает и сипит, такая махонькая злобная собачонка!

Он снова сплюнул, облизал бесцветные тубы.

— Нет! — закричал громко, упрямо. — Нет здесь собачек!

И только тогда я вдруг осознал никчемность своих слов и подивился тому, как легко человек ввязался в бестолковые пререкания.

И только тогда пригляделся: да что же за человек такой? Пустынное место, дикая хижина, песок и жара, а он — в городском полном костюме, даже при галстуке, в закрытых черных и пыльных полуботинках! И быстро-быстро мигает, сплевывает безостановочно, после чего высунет на миг язычок, проведет им по бесцветным губам и тут же спрячет его.

Только этого не хватало!

— Яхта, шторм, ураган, все утонули, я спасся! — внятно проговорил я, пытаясь донести смысл сказанного до его сознания, по-видимому замутненного.

— Нет здесь собачек! — твердо ответил он и, взглянув на меня, вздрогнул и, опустив глаза, мелко сплюнул.

— Я был голоден, — сказал я, — я съел вашу рыбу. Извините, но пиво я тоже выпил.

— Пиво! — пробормотал он, и в глазах его что-то блеснуло. Опустив голову, постоял, подрагивая ножкой, и неожиданно пошел на меня вперед темечком. Лишь в самый последний момент я успел отшатнуться, пропуская его; он прошел рядом, не глядя.

— Послушайте! — крикнул я. — Есть здесь еще люди? Что это — материк? Остров? Есть ли поблизости город?

Он уходил, то быстро перебирая ногами, то замедляя шаги, но неровность походки его вряд ли была связана с тем, что, может быть, он обдумывает факт моего появления.

— Какое сегодня число? Кто вы? — кричал я в отчаянии; вдруг догадался спросить: — Где вы берете пиво?

Он тут же встал, как будто врезался лбом, медленно повернулся ко мне.

— Пиво? — переспросил.

Я изумился: тусклые глаза его вспыхнули.

— Пошли! — вскричал я. — Угощаю!

Без сомнения, уловка моя была гениальной! Он как-то весь оживился, будто помолодел даже, и повернулся — точно! — он повернулся в сторону гор.

Но эта собачка!

Она неожиданно выскочила, устремилась к нему, он побежал, она догнала, запетляла меж ног его, то пробегая вперед, то путаясь сзади. Внезапно изловчилась и тяпнула его за каблук и отскочила, но он так одержимо бежал, так одержимо! И тогда она снова напала, подпрыгнула, вгрызлась яростно в голень, вновь отскочила. Я успел углядеть лоскут вырванной ткани, дыру в брючине, в ней — белое мясо, которое тут же окрасилось кровью, а он все бежал, в таком паническом ужасе!

Внезапная тоска охватила меня.

— Брысь! — заорал я. Схватил камень, запустил им в собачку. Но она, словно только и ждала моего нападения, мгновенно крутанулась и понеслась на меня, припадая к земле, и в глазах ее было столько ненависти!

— Стой! — гаркнул я устрашающе — откуда и взялось столько ярости, столько мощи! И она замерла в каком-нибудь от меня метре. И злобно уставилась, подрагивая. Потявкивая от ожесточения, от желания броситься и от невозможности — то ли страх, то ли что-то еще ее сдерживало.

В сущности, собачка казалась совсем не опасной — малютка! Но сколько ярости! Было ясно, что драться с нею придется всерьез и, может быть, долго, до смерти, быть может, Я приготовился, и тут на меня накатила усталость.

Пиво, жирная рыбина — желудок мой еле справлялся с обилием пищи; я не мог ничего поделать с собой и вдруг осел. Прямо там, где стоял.

И провалился в неожиданный сон. Так, будто со мной все это уже было когда-то.