Душа убийцы (сборник)

Однако где сколько прибудет, там столько ж убудет! — говаривал досточтимый ученый Михаил Ломоносов. И стоило Топу взапуски припуститься за Джонсоном, забыв про Сабину, как возле нее проклюнулся пожилой паренек по наименованию «Миша». Тот самый, да-да!

— Сдается, он полагает, что своим бегом облагодетельствует человечество! — разглагольствует Миша.

— Он помешался! — взволнованно отвечала Сабина. — Поет, когда моет кроссовки!

— Извращенец! — восхищенно откликнулся Миша.

— Его главный девиз: «Ведите себя положительно в отношении женщин, детей и собак!»

— Сексуальный маньяк! — поцокал он языком.

— «Собаки полезны, поскольку при выгуле удобно бежать, — передразнивала мужа Сабина, — детей следует избегать, так как тяжесть на шее не способствует бегу, а женщины…

—Да, а они?

«Разрушительны для оргализма!»

— Квадратоплечая физкультурка! — догадался тут Миша. Препофизры! Узнаю ее стиль!

—Преподавательница физкультуры? — сузила Сабина глаза.

— Не говорю, что он негодяй! взметнул хохолком Миша. — Говорю: идиот! — приподнялся на цыпочки, чтобы стать вровень с высокой Сабиной. — Квадратная физкультурка и вы! Вы! — чмокнул стертыми губками. — Круглый дурак, безмозглый кретин! — наяривал разные глупости, которые ласкали ушко Сабины приятнее, нежели изысканные комплименты. И вытягивал удивленную тонкую шею: как? неужели настолько дурак? И тряс своим хохолком, всем своим обликом петушиным показывая: уж он-то в этом вопросе понимает поболее чемпиона, он, человек опытный, далеко не дурак!

Когда женщина делится сердечной обидой, когда обида ее глубока — пусть у нее слезы льются струями, пусть растрепаны волосы, пусть движения резки, — она становится только прекраснее. А наградой за терпеливое слушанье, за своевременные ахи и охи будет все, что хотите. И не бойтесь переборщить в осуждении вселенского эгоизма мужчин, не бойтесь, что этим заденете и себя, душа женщины загадочно нелогична! Поэтому трубите тромбоном, свистите кларнетом, звените медной тарелкой и осуждайте, осуждайте, осуждайте этих негодных, себялюбивых, дурацких мужчин! Да будете вознаграждены больше, чем если бы вытащили ее из огня, отдали ей кровь, кожу и почку, подарили что-нибудь сказочно заграничное…

Миша, имея лицо гладкокожее (достижение пластической хирургии!), а глаза — цепкие, все замечающие (достижение практической донжуании!), действовал, с одной стороны, как, безусловно, понимающий человек.

С другой стороны, со своим непоседливым хохолком на затылке, он, безусловно, по-настоящему все более воспламенялся Сабиной, этой пышноволосой красавицей с глазами как… ну, об этом мы уже говорили.

Этим все сказано: понимающий человек и пылкий воздыхатель, Миша был близок к победе, в то время как муж Сабины накручивал километр за километром, безжалостно топча и истирая подошву Кроссовочки, а она не роптала, а она смягчала удары, принимая энергию Топа в себя и в нужный момент возвращая упругой отдачей. И Топ, получая дополнительный импульс, еще отчаяннее рвался к финишлой ленте, забывая даже мысленно воздать должное туфельке.

Мысль о физкультурной сопернице донельзя взвинтила Сабину.

— Мы уже стали супругами, — заговорила Сабина как раз в тот момент, когда Топ «доставал» Джонсона, и трибуны вздыхали, — а он, приходя с бесконечных своих тренировок измочаленный… он… я бы сказала… — тут она склонялась к низенькому собеседнику, и тот с готовностью подставлял свое ухо, несоразмерно большое для его маленькой головы, — я не сказала бы… — Сабина явно конфузилась,

однако желание высказаться было сильно, и опытный Миша терпеливо держал свое нелепое ухо возле губ взволнованной женщины (тогда как автор начинал накаляться). — …Я бы сказала… Вы понимаете? — Ах, этот Миша, естественно, понимал! И тогда она, наконец, досказала: — Он ко мно зачастую не был внимателен!

Ах, знающий Миша кивал головой, и его хохолок тоже кивал: как это можно? к такой женщине! не был внимателен?

— Он падал в тахту, как с вышки в бассейн! Окунался в подушку и отключался мгновенно! Всякий раз не снимая этих грязных кроссовок! — восклицала Сабина, нажимая на последнее слово. Кроссовок! Кровопийственное, кровососущее слово! Ничего отвратительнее невозможно представить, слыша Сабину. Даже неясно, что сильнее ее раздражало: невнимательность мужа или… вид грязных кроссовок на — разумеется! — безукоризненно чистом покрывале тахты.

— Но я ему никогда!.. Никогда!.. Понимаете?

Миша, известное дело, хорошо понимал!

— Ни единого разика!

— Он еще вспомнит! Еще пожалеет! — взметывал хохолок.

— Никогда я ему не отвешивала!

«Обалдеть можно!» смутно тревожился многоопытный Миша.