Но при этом автор не заострял внимания на других не менее важных симптомах. Возможно, он не хотел публично признать, что Гоголь страдал тяжелой формой психического заболевания, чтобы не омрачать светлого и дорогого россиянам имени писателя. Расстройство психики в те годы чаще фигурировало в народе под названием «сумасшествие». Это название, против которого возражал Баженов, употребляли и биографы Гоголя. «Сумасшествие» в первой половине XIX века считалось почти позорным клеймом. Такие больные в народе вызывали больше любопытства, чем сочувствия. Современник Гоголя великий Пушкин всегда боялся сумасшествия. Он писал: «Не дай мне Бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума…» Профессор Баженов совершенно справедливо считал, что «Гоголь осознавал свою болезнь почти до конца своих дней». Он «точно оценивал свой душевный недуг, так определенно и категорически различал свои психические страдания от телесных недомоганий, что становится удивительным, что на этот счет еще оставались сомнения и недоумения у друзей. Это можно объяснить несовершенством учения о душевных болезнях в эпоху Гоголя, невежеством в психиатрии современных ему врачей», – писал Баженов. Он с осторожностью относился к высказываниям Шенрока и Аксакова о болезни Гоголя, когда писал: «Ни Аксаков, ни Шенрок некомпетентны судить о степени душевного недуга», так как они «не были компетентны в медицине». Но их высказывания были важны в том плане, что помогали узнать о существовавшем тогда мнении по этому вопросу. В 1903 году профессор-психиатр В. Ф. Чиж в патографии Гоголя опроверг обоснованность диагноза, поставленного Баженовым. «Слишком много болезненных признаков, которые не укладываются в рамки периодической меланхолии, – писал он. – В его болезни можно найти и признаки периодического психоза и паранойи… Признаки его болезни не совпадают ни с одним диагнозом, известным в медицине… Точный диагноз болезни Гоголя не имеет значения, да и едва ли он возможен. В современной психиатрии нет общепринятой классификации, ни даже номенклатуры психических болезней. Разве не все равно, страдал ли он периодической меланхолией или дегенеративным помешательством»[39]
. Чиж склонялся к диагнозу «дегенеративного помешательства» на том основании, что помимо резких колебаний настроения, ипохондрии, заторможенности «у Гоголя, по всей видимости, были обманы чувств», – писал он. Итальянский профессор-психиатр Ломброзо (конец XIX века) полагал, что Гоголь умер «от истощения сил или скорее от сухотки спинного мозга». Баженов посчитал это утверждение «безосновательным». У биографа Гоголя В. М. Шенрока была своя точка зрения на страдания писателя: «Последнее десятилетие жизни Гоголя представляло картину медленного, тяжелого и упорного процесса физического разрушения наряду с явлениями упадка таланта и болезненного напряжения религиозного экстаза. Нелепо повторять избитую легенду о сумасшествии Гоголя, так долго державшуюся в публике, но нельзя отрицать и нарушение душевного равновесия. Никто из знакомых не признавал наличия у него психического расстройства, хотя С. Т. Аксаков считал его возможным в будущем. Но не было и тех, кто решился бы утверждать, что в последние годы не замечали резких перемен, и это впечатление не может быть не принято в расчет при суждении о последних годах. Усиление душевных недугов и страданий бесспорно, но дошло ли оно до степени умственных болезненных переживаний, это вопрос»[40].