Два года из жизни Андрея Ромашова

...Так и отсидел тогда Андрей на гарнизонной гауптвахте пять суток. Об этом-то напомнил ему сегодня Никита. Да, Золотухин, конечно, прав. Как всегда! Сорвался с этой старухой. Нет, видно, не подходит он для следственной работы - не хватает у него выдержки, нервы не те.

- Ладно, не унывай, - похлопал его по плечу Золотухин. - Бывает, и я тоже не выдерживаю. Так ведь кто об этом скажет, если не мы сами. Эх, Андрюха, учиться нам еще и учиться, чтобы стать настоящими чекистами. Лесов как-то на партсобрании про Дзержинского говорил нам. Какой человек! Выдержка железная, смелость. А знаний сколько!.. Вот кончится война, пойду учиться в университет - юристом стать хочу. А ты?

- Я бы, знаешь, в театр пошел. На актера учиться. Очень я театр люблю.

- Ну, это и сейчас можно. Комсомольцы что-то там шумят насчет театра рабочей молодежи. Я не вникал, но узнать можно. А кстати, как твои комсомольские дела?

- Скоро рассматривать должны мое заявление. Мне Губарев говорил, что тогда позовут на заседание городской ячейки КСМ.

- Поторопить бы их. С тобой у нас, в ЧК, уже три комсомольца будет, ячейку создадим...

* * *

В большой комнате бывшего особняка известного в городе владельца фотографии Петрова собралась невиданная здесь в довоенные времена публика. В синем махорочном дыму толпились и сидели на разнокалиберных стульях и табуретках парни в обмотках, валенках, растоптанных сапогах, в кожанках, шинелях, в гимназической форме, коротко остриженные девушки в красных косынках, гимнастерках и телогрейках. Андрей с трудом протолкался в угол и уселся на подлокотник огромного дивана.

- Здравствуй, Андрюша. И ты здесь?

Андрей оглянулся. Оля Капустина, невысокая, сероглазая девушка, подруга Гены Смышляева, его товарища, ушедшего на фронт.

- Здравствуй. Тебя сегодня тоже в комсомол принимают?

- Нет, я уже три месяца как комсомолка. Нас насчет ТРАМа позвали. Не знаешь? Это театр рабочей молодежи. Мы его организуем. Приходи к нам, ты же когда-то даже в Булычевском театре выступал.

- Ну уж выступал! Один раз, случайно...

- И режиссер у нас есть, из самарского театра. Старцев Евгений Александрович. Знаешь?

- Да нет, откуда...

Вот бы в этот театр попасть! Мечта... Андрей вспомнил, как летом на Венце рыжий представился ему режиссером. Откуда он узнал о его любви к театру? Да нет, сейчас не до театров - мировую революцию делать надо.

Послушай, Андрей, а где Наташа Широкова? Ты ведь с ней дружил.

Андрей слегка смутился: оказывается, знают, что он дружил с Наташей. Он поднял глаза на девушку:

- Исчезла куда-то Наташа. Они с матерью тогда, летом, в Казань от каппелевцев уехали. Мне пришлось у них побывать. Потом я писал, писал ей, а ответа до сих пор нет...

- Товарищи, товарищи! - раздался голос от окна. - Прошу побыстрее рассаживаться. Начинаем заседание нашей ячейки Российского Коммунистического Союза Молодежи.

Сквозь туман табачного дыма Андрей рассмотрел высокого курчавого паренька в военной форме.

- Сегодня на повестке, - продолжал тот, - у нас двенадцать неотложных вопросов. Первый - прием в члены РКСМ, второй - об организации театра рабочей молодежи, третий - мобилизация комсомольцев на фронт, четвертый мобилизация девушек в симбирские госпитали и больницы, пятый...

Андрей задумался, и голос оратора куда-то исчез. Вот сейчас его будут принимать в Российский Коммунистический Союз Молодежи. Коммунистический!.. А что он для мировой революции успел сделать? Считай, что ничего. В разведке раз побывал да хлеб украденный нашел. Мало, очень мало. Ну, еще перестрелки там всякие, обыски и погони за бандитами. Но это же не он один, а все товарищи-чекисты. Нет, не примут его сегодня, скажут: "Не достоин". И поделом. Учил его Золотухин, учил, а толку пока маловато: сукно шинельное до сих пор не найдено, рыжий где-то гуляет на свободе, "крючник" молчит... И вообще не везет ему в последнее время. Вчера шестое письмо Наташе в Казань отправил. Куда она могла исчезнуть? Вот будет навигация, он хоть на лодке, а доберется до Казани...

- Кошелев Алексей здесь? - донеслось до Андрея. - Товарищ Кошелев, подойдите к столу.

К длинному, застланному кумачом столу пробрался невысокий краснощекий паренек в расстегнутой телогрейке и огромных валенках.

- Товарищ Кошелев в своем заявлении о приеме в РКСМ пишет, что хочет вместе с рабочим классом воевать за мировую революцию. Какие будут вопросы к нему?

- Пусть расскажет свою жизнь, про отца-мать! - крикнул вихрастый парень в матросском бушлате.

- У меня нет ни отца ни матери, - ответил Кошелев. - Я воспитывался у дяди, крестьянина-бедняка. А сейчас работаю на почте.

- Брось ты, Кошель, заливать! - снова поднялся вихрастый. - Я тебя специально спросил. Обманом в комсомольцы хочешь пролезть! Я, товарищи, сам сенгилеевский и дядю его хорошо знаю. На весь уезд мельницы этого Кошелева известны, кулак он, мироед...

У окна кто-то громко свистнул. Со всех сторон раздавались выкрики:

- Ишь гад! Обмануть хотел!

- Давай-ка отчаливай на легком катере!

- Видали, какой бедняк? В ЧК его для проверки!

Под свист и крики Кошелев быстро исчез из комнаты.