— Отпусти меня! — Я повернулся и был отброшен к стене с книжными полками; книги попадали, блестя корешками и ударяя меня по плечам. Господь милосердный, мои члены не могли больше этого вынести. Я заехал кулаком в сверкающий земной глобус, укрепленный на причудливом деревянном обруче. На меня уставился пустыми глазницами стоящий на коленях ребенок.
Увидев дверной проем, я побежал.
— Нет, отпусти меня. Не могу. Не буду. Не буду.
— Не будешь? — Мемнох схватил меня за правое предплечье, надвинувшись на меня хмурым темным лицом, подняв крылья и вновь заслоняя свет, когда они сложились, чтобы окутать меня, словно я — его собственность.— Ты не поможешь мне освободить это место, послать эти души на небеса?
— Я не в силах сделать это! — воскликнул я.— Я не стану это делать! — Внезапно во мне пробудилась ярость. Я чувствовал, как она уничтожает весь мой страх, сомнения и дрожь; я ощущал, как она пробегает по моим венам подобно расплавленному металлу. Хорошо знакомый мне гнев, решимость Лестата.—
Я качнулся назад, свирепо уставившись на него.
— Нет, только не это. Не для такого, как Он, слепого Бога и не для того, кто требует то, чего требуешь от меня ты. Вы сумасшедшие, вы оба! Я не стану помогать тебе. Я отказываюсь.
— Так вот как ты поступишь со мной — ты меня покинешь? — ошеломленно воскликнул он; его темное лицо исказилось от боли, на гладких черных щеках засверкали слезы.— Ты оставишь меня с этим и не протянешь руки, чтобы помочь, после всего, что ты совершил?!! Каин, братоубийца, убийца невинных, неужели ты мне не поможешь?..
— Перестань, ну перестань. Я не стану, не могу поддержать тебя. Не могу помочь этому свершиться. Не могу участвовать в этом! Не могу этого вынести!
В горле у меня хрипело и жгло, и шум, казалось, поглотил мои слова, но Мемнох услыхал их.
— Нет, нет, не буду — не тот материал, не те правила, не та эстетика! Никогда, никогда, никогда!
— Трус,— прорычал он; миндалевидные глаза его сделались огромными, на твердом черном лбу и щеках вспыхивали отблески огня.— У меня в руках твоя душа, я дарю тебе спасение за цену, за которую вымаливают у меня прощение те, кто страждет здесь уже много тысячелетий!
— Только не я. Не хочу стать частью этой боли, нет — не теперь, никогда... Иди к Нему, меняй правила, улучшай их, пусть они обретут смысл, но только не это — это выше человеческого терпения, это несправедливо, несправедливо, это бессовестно.
— Это же ад, глупец! Чего ты ожидал? Что ты будешь служить господину ада, ни капли не страдая?
— Не стану совершать над ними такое! — пронзительно закричал я.— К черту меня и тебя.— Я стиснул зубы. Я кипел и бушевал, вынося свой приговор.— Я не стану участвовать в этом с ними! Не понимаешь? Не могу этого принять! Не могу посвятить себя этому. Не могу подчиниться этому. А теперь я покидаю тебя — ты ведь предоставил мне право выбора. Отправляюсь домой! Освободи меня!
Я повернулся.
Он снова схватил меня за руку, но на этот раз гнев мой не шал границ. Я отшвырнул его назад, в сторону тающих и падающих душ. Там и здесь к нам с возгласами поворачивались мертвецы-прислужники; на их бледных вытянутых лицах читались тревога и уныние.
— А теперь уходи,— клял меня Мемнох, все так же неподвижно лежа на земле — на том месте, куда я его отшвырнул.— И, Бог свидетель, ты, мой ученик, будучи при смерти, приползешь ко мне на коленях, но никогда уже не будет тебе предложено стать моим принцем, моим помощником!
Я оцепенело уставился через плечо на его поверженную фигуру. Зарывшись локтем в мягкую черную изнанку своего крыла, он поднялся на копыта и снова направился ко мне своей чудовищной прихрамывающей походкой.
— Ты слышишь меня?
— Я не могу служить тебе! — прогремел я во всю глотку.— Не могу это сделать.
Потом я обернулся в последний раз, зная, что больше не посмотрю назад, с одной только мыслью: спастись! Я бежал и бежал, оскальзываясь на глине и камнях покатых берегов, перебираясь вброд через мелкие ручьи, минуя группы удивленных мертвецов-прислужников и стенающих душ.
— Где лестница? Где врата? Вы не можете мне в этом отказать, Вы не имеете права. Смерть не завладела мной! — кричал и, так и не оборачиваясь назад и не останавливая бег.
— Дора! Дэвид! Помогите мне! — звал я.
И тут почти у моего уха прозвучал голос Мемноха:
— Лестат, не делай этого, не уходи. Не возвращайся домой. Лестат, не делай этого, это сумасшествие — разве не понимаешь,— ну пожалуйста, во имя любви к Господу, если ты можешь хоть немного любить Его и любить их, помоги мне!
— НЕТ! — Я обернулся и, с силой толкнув его, увидел, как он покатился вниз по крутым ступеням — неуклюжая и гротескная фигура с выражением изумления на лице, запутавшаяся в огромных хлопающих крыльях. Я резко повернулся к нему спиной. Впереди, из открытой двери на самом верху, лился свет.
Я побежал на свет.