Я двинулся на англичанина, не успев признаться себе, что я еще не слишком хорошо фехтую, что я никогда не проявлял к этому врожденных способностей и понятия не имею, что хотел бы сейчас от меня мой господин, то есть что бы он посоветовал, будь он рядом.
Я сделал несколько самоуверенных выпадов, которые лорд Гарлек парировал с такой легкостью, что я чуть было не отчаялся. Но в тот момент, когда я решил, что пора перевести дух и, может быть, даже бежать, он взмахнул кинжалом и рассек мое левое плечо. Порез ужалил меня и привел в бешенство.
Я вновь ринулся на него, и на этот раз мне повезло: я сумел добраться до его горла. Простая царапина, но из нее на тунику хлынула кровь, и, получив эту рану, он разозлился не меньше меня.
— Гнусный, проклятый дьяволенок,— говорил он,— ты заставил меня обожать тебя, чтобы притащить меня сюда и четвертовать в свое удовольствие. Ты же обещал, что вернешься.
На самом деле он изливал на меня такой словесный огонь на протяжении всего поединка. Наверное, он нуждался в нем, как нуждаются в поддержке боевого барабана и флейты во время атаки.
— Иди-ка сюда, паршивый ангелочек, я тебе крылышки пообрываю! — говорил он.
Обрушив на меня град быстрых выпадов, он отогнал меня назад. Я споткнулся, потерял равновесие и упал, но мне удалось вскочить на ноги и использовать низкую позицию, чтобы нанести удар в опасной близости от его мошонки, из-за чего он вздрогнул от неожиданности. Я бросился на него, понимая, что любое промедление не в моих интересах.
Он уклонился от моего клинка, засмеялся и сверкнул кинжалом, на сей раз попав мне в лицо.
— Свинья! — заревел я, не успев остановиться. Я и не знал, что так безнадежно тщеславен. Мое лицо — ни больше ни меньше. Он порезал его! Мое лицо! Я почувствовал, как хлещет кровь,— лицевые раны всегда сильно кровоточат — и ринулся на него, теперь уже забыв обо всех правилах поединка, неистово вращая рапиру, рассекая воздух. Пока он отчаянно парировал удары то справа, то слева, я увернулся, вонзил кинжал ему в живот и рванул лезвие вверх, однако оно наткнулось на толстый, инкрустированный золотом кожаный ремень.
Я попятился, когда он попытался заколоть меня одновременно и рапирой, и кинжалом, но тут он выронил оружие и схватился за вываливающиеся наружу внутренности.
Он упал на колени.
— Прикончи его! — заорал Рикардо. Он, как человек чести, стоял сзади.— Прикончи его, быстрее, Амадео, или это сделаю я. Подумай, что он устроил под этой крышей.— Я поднял рапиру.
Англичанин внезапно схватил собственную рапиру и со стоном, морщась от боли, сверкнул ею в мою сторону. Он рывком поднялся и кинулся на меня. Я отскочил. Он снова рухнул на колени. Ему было плохо, он дрожал. Он уронил рапиру, опять схватившись за раненый живот. Мой противник не умер, но и сражаться дальше не мог.
— О Господи,— прошептал Рикардо, сжимая свой кинжал. Но было видно, что он не может поднять руку на безоружного.
Англичанин перевернулся на бок и подтянул к животу согнутые в коленях ноги. С гримасой боли он положил голову на камень, сделал глубокий вдох, и его лицо разгладилось. Он боролся с ужасной болью и не желал верить, что ему пришел конец.
Рикардо вышел вперед и приставил кончик меча к щеке лорда Гарлека.
— Он умирает, дай ему умереть,— сказал я.
Но Гарлек продолжал дышать.
Я хотел убить его, действительно хотел, но невозможно было убить того, кто лежал передо мной так спокойно и бесстрашно.
В глазах Гарлека появилось мудрое мечтательное выражение.
— Значит, вот здесь все и. закончится,— сказал он едва слышно — так тихо, что, возможно, Рикардо даже этого не разобрал.
— Да, закончится,— подтвердил я.— Так пусть это произойдет благородно.
— Амадео, он убил двоих детей! — сказал Рикардо.
— Возьми свой кинжал, лорд Гарлек! — Ногой я подтолкнул к нему оружие, а потом вложил кинжал прямо ему в руку.— Бери, лорд Гарлек,— повторил я.
Кровь текла по моему лицу, заливая шею, щекочущая, липкая. Это становилось невыносимо. Мне больше хотелось заняться собственными ранами, чем возиться с ним
Он перевернулся на спину. Изо рта и из распоротого живота полилась кровь. Его лицо взмокло и заблестело, дышать становилось все труднее. Он снова казался совсем юным, юным, как в тот момент, когда он угрожал мне, мальчик-переросток с густой копной пламенеющих кудрей.
— Вспомни обо мне, когда начнешь покрываться потом, Амадео,— сказал он хриплым, по-прежнему едва слышным голосом.— Вспомни обо мне, когда до тебя дойдет, что тебе тоже не жить.
— Пронзи его насквозь,— прошептал мне Рикардо.— С такой раной он может умирать целых два дня.
— А у тебя и двух дней не останется,— сказал с пола лорд Гарлек, ловя ртом воздух.— Ведь твои раны отравлены. Чувствуешь боль в глазах? У тебя же горят глаза, не так ли, Амадео? Попадая в кровь, яд первым делом действует на глаза. Голова еще не кружится?
— Ублюдок! — Рикардо трижды пронзил его рапирой.
Лорд Гарлек изменился в лице. Его веки дрогнули, а изо рта вытек последний сгусток крови. Он был мертв.