Два вампира (сборник)

Присутствия Доры или кого-либо другого я не ощущал. Слышались шорохи крыс, насекомых, какого-то животного чуть крупнее крысы — возможно, енота, нашедшего себе пропитание на чердаке. Чуть позже я почувствовал, что здесь обитают духи природы, как называл их Дэвид, хотя я предпочитал называть их полтергейстами.

Я остановился, закрыл глаза и прислушался. Казалось, сама тишина посылает мне неясные импульсы, некие смутные образы, но настолько слабые, что они не способны были затронуть ни мое сердце, ни мой разум. Да, я понимал, что где-то здесь бродят призраки... но я не ощущал никакого бесплотного возбуждения, никаких отголосков трагических событий или проявлений несправедливости... Напротив, окружающая атмосфера была словно насыщена душевным покоем и твердостью веры.

Здание оставалось неподвластным времени.

Мне казалось, что оно радовалось возвращению того облика, какой имело в девятнадцатом столетии; даже обнаженные тяжелые балки потолков, которые на самом деле изначально не предназначались для всеобщего обозрения, выглядели великолепно: очищенное от штукатурки потемневшее дерево было ровным и гладким, ибо плотники той эпохи обращались с ним бережно и работали на совесть. Лестница тоже сохранилась в первозданном виде. Здесь, в Новом Орлеане, мне довелось пользоваться не менее чем тысячью ей подобных. В этом здании их было как минимум пять. Мне был знаком каждый поворот, каждая ступенька, исхоженная неисчислимым множеством детских ножек, знакомо шелковистое ощущение гладких, отполированных за столетие перил. Я видел тысячи таких площадок: расположенные точно против середины наружного окна — независимо от его формы и размера,— они словно рассекали надвое потоки струящегося в это окно уличного света.

Дойдя до второго этажа, я оказался перед входом в часовню. Снаружи она не показалась мне такой просторной, какой была в действительности.

Фактически часовня по своим размерам не уступала многим церквам, в которых мне пришлось побывать за свою жизнь. В центральном нефе по обе стороны от прохода ровными шеренгами стояли скамьи — не менее чем по двадцать в каждом ряду. Сводчатый потолок украшала великолепная лепнина. Старинные медальоны по-прежнему прочно удерживались на своих местах. Когда-то оттуда, несомненно, свисали керосиновые лампы. Витражи в окнах прекрасно сохранились и сейчас, на фоне света уличных фонарей было отчетливо видно, с каким мастерством и любовью выполнены их рисунки, правда без человеческих фигур. В нижней части каждого окна красивыми буквами были выведены имена небесных покровителей. Алтарь освещался только свечами, укрепленными на подставке перед гипсовой статуей Царицы Небесной — Святой Девы Марии с изысканно украшенной короной на голове.

Судя по всему, часовня сохранилась в том виде, в каком ее оставили сестры-монахини, когда здание продали. Уцелел даже сосуд со святой водой. Однако его не держал в своих руках гигантский ангел — сосуд представлял собой простой формы мраморную чашу на небольшом постаменте.

При входе в часовню я обратил внимание на хоры над головой, и меня поразила скромность и в то же время гармоничная величавость их архитектурного решения. Интересно, каково это — жить в доме с собственной часовней? Две сотни лет назад и я преклонял колени в личной часовне моего отца. Но в нашем замке это была всего лишь крохотная комната с каменными стенами. А здесь передо мной простиралось огромное помещение, оснащенное даже старинными электрическими вентиляторами в виде колеблющихся вееров, которые предназначались для охлаждения воздуха в периоды летнего зноя. И тем не менее оно не в меньшей степени казалось проникнутым искренностью веры, чем скромная отцовская часовня.

Эта часовня поистине достойна быть королевской, подумалось мне, и вдруг сам монастырь перестал восприниматься как обыкновенное культовое сооружение и превратился в моем воображении в величественный дворец. Мне представилось, что я сам поселился в нем, но следую не тому образу жизни, какой одобрила бы Дора, а тому, какой всегда привлекал меня самого, то есть купаюсь в роскоши и каждый день прохожу по отполированным до сияющего блеска полам в великолепно убранное святилище, чтобы прочесть свои молитвы.

О, я просто влюбился в этот монастырь! Он воспламенил мой разум. Подумать только! Купить такое здание в тихом квартале большого современного города и обустроить в нем свое жилище, величественное, роскошное и безопасное! Я вдруг позавидовал Доре... Нет, вернее будет сказать, что мое уважение к ней многократно возросло.

В Европе очень многие живут в таких многоэтажных особняках с ухоженными внутренними двориками, огражденными боковыми крыльями строений. В Париже, например, немало подобных домов. Но в Америке возможность поселиться в столь великолепном месте приобретает особую привлекательность.

Однако Дора мечтала совсем о другом. Она хотела обучать здесь женщин, делать из них искусных проповедниц, способных нести людям Слово Божие с не меньшим пылом и такой же самоотверженностью, как делали это святой Франциск или Бонавентура.