Два вампира (сборник)

 Я перевернулся, уткнулся лицом в согнутую руку и заплакал как ребенок. Я умирал от изнеможения, чувствовал себя беспомощным и несчастным и единственное, в чем находил удовольствие, это в плаче. Ни на что иное я был просто не способен и потому полностью отдался во власть безудержных рыданий. Вскоре, как и любой совершенно измученный горем человек, я ощутил глубочайшее облегчение. Мне было все равно, кто видел или слышал меня в тот момент. Я плакал не переставая.

 Знаете, у меня есть собственное мнение относительно плача. Мне кажется, некоторым людям стоит научиться этому трюку. Но уж если вы умеете плакать по-настоящему, то с этим умением не может сравниться ничто. Мне жаль тех, кто до сих пор не освоил эту нехитрую премудрость. Она сродни свисту или пению.

 Как бы то ни было, тогда я был слишком несчастен, чтобы обрести утешение в том кратком миге облегчения, которое подарили мне неудержимые и беспорядочные всхлипывания и соленые кровавые слезы, катившиеся по моим щекам.

 Я вспомнил, как много лет назад вошел под своды Нотр-Дам, а мерзкие маленькие вампиришки, Дети Сатаны, укрылись во тьме вокруг собора и поджидали меня. Я вспомнил о своей смертной жизни, о Доре... Я думал об Армане — бессмертном мальчике, стоявшем во главе общества Детей Сатаны, обитавшего глубоко под склепами парижского кладбища, о мальчике, который возомнил себя темным святым и заставлял своих одетых в лохмотья подданных-кровопийц мучить людей, нести им смерть, сеять среди них страх и, подобно эпидемии, одну за другой уносить их жизни. Я буквально задыхался от рыданий.

— Это неправда,— кажется, твердил я.— Нет ни Бога, ни дьявола. Это неправда!

Он не отвечал. Я вновь перевернулся и сел, вытирая лицо рукавом. Носового платка не было, ведь я отдал его Доре. Я почувствовал слабый запах, исходящий от моей одежды, от груди, к которой девушка прижималась, сладостный аромат ее крови. Мне не следовало оставлять Дору в таком отчаянии. Господи, я обязан был позаботиться о ее покое, о ее душевном равновесии! Черт побери!

Я взглянул на Мемноха.

Он сидел все на том же месте,' положив руку на спинку кресла Луи, и молча наблюдал за мной.

—Ты не собираешься оставить меня в покое, правда? — со вздохом спросил я.

Мой вопрос, казалось, захватил его врасплох. Он рассмеялся, и лицо его при этом выражало скорее дружелюбие, чем полное равнодушие.

— Конечно нет,— негромко произнес он, словно не желая вновь довести меня до срывам— Послушай, Лестат, я много столетий искал кого-нибудь вроде тебя. Я много веков ждал именно тебя! Нет, боюсь, я не намерен оставлять тебя в покое. Но я не хочу, чтобы ты страдал и мучился. Как мне успокоить тебя? Быть может, я должен совершить какое-либо маленькое чудо? Или подарить тебе что-нибудь? Что сделать, дабы мы могли продвинуться дальше?

— А куда и каким образом мы, черт возьми, можем продвинуться?

— Я тебе все объясню,— Он широко развел руки и слегка пожал плечами.— И тогда ты поймешь, почему я должен выиграть.

— Суть в том... в том, что я могу отказаться от сотрудничества с тобой, не так ли?

— Вот именно! Никто не в состоянии помочь мне, если будет действовать не по собственной воле. А я устал. Я утомлен этой работой. И нуждаюсь в помощи. Когда твоему другу Дэвиду случайно довелось стать свидетелем нашего явления, эту часть разговора он понял совершенно правильно.

 — А ваше явление Дэвиду действительно было случайным? Дэвид не должен был видеть тебя и Бога вместе?

 — Мне трудно сейчас что-либо тебе объяснить. Практически это невозможно.

 — Сделав Дэвида одним из нас, я что, расстроил какие-то твои планы?

 — И да, и нет. Суть в том, что Дэвид верно уловил смысл нашей беседы. Моя задача трудна, и я очень устал! Что же касается некоторых других предположений Дэвида, связанных с тем видением...— Он покачал головой.— В общем, ты именно тот, кто мне сейчас нужен, и крайне важно, чтобы ты, прежде чем принять окончательное решение, увидел все собственными глазами.

 — Значит, хуже меня на свете не существует? — дрожащими губами прошептал я, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь снова.— Несмотря на все проступки смертных, на те ужасные злодеяния, которые люди обрушивают друг на друга, несмотря на немыслимые страдания женщин и детей всего мира по вине представителей рода человеческого, самым плохим созданием на земле ты считаешь меня? Я тебе нужен! А Дэвид оказался слишком хорошим — так? Вопреки твоим ожиданиям, он не превратился в законченного негодяя? Ты это хочешь сказать?

 — Нет, конечно же ты не самый плохой,— утешил он меня и тут же добавил со вздохом: — В этом-то все и дело.