Дважды первый

Пиккар и Кипфер увидели, как конец веревки от клапана исчез в темноте у основания оболочки. А они так надеялись до него дотянуться из люка, когда крышки можно будет открыть…

Пиккар подумал о самом моменте посадки. Он понимал, что удар обещает быть достаточно жестким; сбросить балласт, чтобы его ослабить, им не удастся: все из-за того же закрытого клапана. Если они сбросят балласт, стратостат может взвиться до прежней высоты…

И еще одна мысль беспокоила Огюста Пиккара: он не представлял, где они сядут. Скорее всего где-то в горах. Очень возможно, что гондола после удара покатится по земле, и тогда они с Кипфером могут пораниться о приборы. Поэтому Пиккар решил было связать все тяжелые приборы и на длинной веревке спустить их в корзине за борт. «К тому же это ослабит удар…» — прикинул Пиккар.

«Нет, — остановил он себя, — об этом не стоит и думать. Корзина с приборами может слишком легко оторваться, и это будет равносильно отдаче балласта…»

Приборы они оставляют в гондоле. Даже массивные баллоны с кислородом. Правда, они накрепко привязаны.

Аэростат идет к земле все быстрее и быстрее. Всем своим телом они ощущают это скольжение.

— Давление снаружи и в гондоле сравнялось! — Кипфер с радостным выжиданием смотрел на профессора. — Высота — четыре с половиной тысячи метров, профессор.

Пиккар поднес руку с часами поближе к глазам. Было 20 часов 50 минут.

— Можно открыть люки, — сказал он.

Крышки люков открыли одновременно. И сразу же гондола наполнилась свежим, холодным воздухом. Они с наслаждением полной грудью вдохнули его.

В этот теплый солнечный день в Тюильри приехали многие парижане. На большом, ровно подстриженном поле возвышались цветные шары, возле каждого из которых суетились люди. Шли последние приготовления к старту гонок на воздушных шарах. Победителя ждал желанный трофей — кубок знаменитого американского журналиста, издателя Джеймса Гордона Беннетта, покровителя многих, если не всех спортивных муз. Среди тех, кто готовился к старту, не было человека, не мечтавшего получить приз и вместе с ним титул лучшего аэронавта Европы. Но и среди тех, кто не собирался в полет, многие мечтали подняться на шаре, чтобы хоть раз в жизни бросить взгляд с высоты, чтобы ощутить легкий безмолвный полет.

Огюст Пиккар, двадцативосьмилетний инженер-механик из Цюриха, еще никогда не летал. В тот летний день 1912 года он появился в Париже, чтобы простым рабочим участвовать в подготовке к полету одного из шаров. Яркий баллон, возле которого молча трудился Пиккар, носил пышное имя «Гельвеция». Лететь на нем собирался известный француз — поэт и писатель Анри Боклер.

Один за другим, сопровождаемые восхищенными взглядами и возгласами присутствующих, поднимались в небо аэростаты, похожие на ярко раскрашенные детские мячи. Ветер подхватывал их и нес все выше и выше, подальше от людских глаз, как зверь, уносящий свою добычу.

Почувствовав свободу, взмыла и «Гельвеция». Боклер, поднимаясь, что-то кричал Пиккару, но тот не слышал. Стоя на зеленом ковре газона, он провожал глазами летящий шар, под которым еще плавно качалась корзина. Много бы он дал, чтобы оказаться сейчас в этой корзине… Как он завидовал в те минуты тем, кто стоял в зыбкой плетенке из ивовых прутьев… Завидовал поэту, летевшему исключительно для того, чтобы получить удовольствие и, кроме того, «аэронавтика — спорт смелых мужчин», как многие тогда говорили. Завидовал всемирно известному авиатору Эдуарду Шпельцерини, совершившему более четырех сотен полетов на шаре, этому замечательному аэронавту в хрустящей кожаной куртке, в кожаных перчатках с огромными крагами и в кожаном шлеме с очками, которые он во время полета опускал на глаза. Сколько юных сердец томилось, глядя на многочисленные портреты этого покорителя небесных высот… Ах, Шпельцерини…

Пиккар мечтал стать таким же аэронавтом, как он. Но Шпельцерини был только спортсменом, Огюст же хотел летать ради науки. У него уже накопилось довольно много вопросов, ответы на которые он мог бы получить, лишь поднявшись на шаре.

Свой первый полет он помнил всю жизнь. «Сен-Готард» — так назывался его воздушный корабль. 19 июня 1912 года молодой инженер отдал балласт и поднял шар в воздух. В конце сентября — второй полет. После этих полетов Пиккар понял: теперь он не может не летать. Тот, кто хоть раз в жизни познал вкус чистого, высокого неба, никогда не забудет его.

Однажды Огюст, поднявшись с окраины Цюриха, долгое время летел в ночной темноте. Небо было чистым, и звезды, казалось, у горизонта ложились на землю. Где-то внизу желтели скудные россыпи желтых огней — в деревушках не спали, изредка доносился собачий лай — наверху так хорошо было слышно его… Шар крался в ночном небе беззвучно, невидимый и неслышный для тех, кто жил на земле.

Огюст наслаждался своим одиночеством. Здесь, наверху, в тихом и плавном скольжении шара, так хорошо думалось… И тщетными в такие минуты могут показаться отсюда земные заботы, волнения, которые еще недавно казались неодолимыми…