Дважды первый

Пиккар все взвесил, прежде чем дал согласие. Главное, что его соблазнило, — это хорошо оборудованная лаборатория, которую ему обещали при кафедре. Вот тут он устоять уж не мог.

И вот они в Брюсселе. Живут в маленькой квартирке, принадлежащей университету, в котором Огюст с прежним успехом читает лекции и увлеченно работает в лаборатории. Студенты и здесь любят Пик-кара, известного своими трудами, известного своими полетами на аэростатах. Не каждый профессор имеет за плечами такое эффектное прошлое…

А через год у Марианны рождается дочь — Дениза, еще через год — сын Жак, семейству, столь быстро выросшему, становится тесно в скромной университетской квартирке, и Огюст подыскивает небольшой особняк на тихой улочке неподалеку от центра. Здесь, на авеню Эрнестин, 20, у Пиккаров родились еще три дочери — Марианна, Элен и Женевьева. Здесь семья Пиккаров прожила тридцать лет.

Это было дружное, веселое семейство. Отец любил вывозить свое многоголосое семейство за город на прогулки. В воскресные дни они все вместе нередко ехали в зоопарк — отец хотел, чтобы его дети знали и любили животных. Жак унаследовал от отца любовь к технике. Кто знает, может, уже тогда профессор Пиккар, глядя на игры сына, думал о далеких еще временах, когда он, Жак Пиккар, сын Огюста Пиккара, пойдет дальше дорогой отца. Сыновья всегда должны идти дальше отцов. Но редкому отцу выпадает в жизни такое счастье — увидеть в сыне воплощение своих собственных замыслов.

Огюсту Пиккару такой жребий выпал.

Наверное, степенный профессор, глава большого семейства должен был выбросить из головы мечты своей далекой юности, расстаться с ними навсегда… Полеты в небо? Это прекрасно, но эксперименты в лаборатории куда важнее, и столько сил и времени на них уходит. Глубины моря? Чудесные, далекие мечты… До них ли человеку, который каждый день читает лекции в университете…

Но в том-то и дело, тем-то и удивителен этот человек, что он никогда не позволял себе отказаться от, казалось, совершенно несбыточных планов юности. Можно было подумать, что Огюст Пиккар дал себе тайную клятву — быть всегда, всю жизнь верным мечте — и ни на пядь не отступил от нее.

Уже несколько лет профессор Пиккар не поднимался на шаре. За это время он заново устраивал свою жизнь — в чужой стране, на новом месте. Пока ему было не до полетов… Но он непременно решил участвовать в гонках на все тот же приз Гордона Беннетта, в которых он так хотел выступить еще одиннадцать лет назад, когда снаряжал на старте «Гельвецию». На сей раз ехать никуда не пришлось: старт давался в Брюсселе.

Двадцать один шар приготовился к гонке, и, наверное, это было бы замечательное зрелище, не испортись на арене погода. Небо буквально на глазах обложило тучами, поднялся ветер. Но победителя ждал приз — 10 тысяч золотых марок, — надо было только пролететь по прямой наибольшее расстояние.

Старт решили не откладывать, и профессор Пиккар на своем «Цюрихе» вместе с двадцатью другими аэронавтами отправился в путь.

Трое из них не добрались до цели: аэростаты сгорели после прямого удара молнии… Но гонки не останавливались — все стремились к победе. Пиккар открыл выпускной клапан, пролетев чуть более девяноста километров, и опустился в Голландии, неподалеку от местечка Эйндховен. Он был слишком трезв и расчетлив, чтобы исключительно ради спортивного результата рисковать собственной жизнью. Ради науки — дело другое, тут вопрос для него не стоял.

Пиккар отовсюду извлекал урок и из этого, по существу, неудачного полета тоже. Через год он публикует работу, где с точки зрения физика объясняет опасность молнии для аэростата. Пусть кого-то предохранит его опыт…

Говорят, что именно после этого неудачного старта Пиккар задумал полет в стратосферу.

Стратостат, несмотря на необычность заказа, сделали быстро. Через полгода оболочка и гондола были готовы. В июле тридцатого года профессор Пиккар едет в Льеж, чтобы испытать гондолу на герметичность. От этих испытаний зависит многое.

Пиккар вспоминает такой эпизод. В отличие от барокамер прежней конструкции в его гондоле отверстия для люков были сделаны круглыми. Он хотел добиться более надежного уплотнения. Раньше крышки делали овальными, протаскивали внутрь, повернув меньшим диаметром, потом разворачивали и ставили на место. Поэтому Пиккар приказал сначала положить внутрь гондолы обе крышки, а уж потом ставили последний лист алюминиевой обшивки. Иначе крышки не затащить: их диаметр равен диаметру люка.

«Директор завода был со мной согласен, — писал Пиккар, — но возражал производитель работ. Он лучше других знал, как взяться за дело. Он строил уже не первую барокамеру и всегда видел, что крышки люков ставят в последнюю очередь. Я думаю, что он никогда не понимал, почему отверстия люков делаются овальными. Для него, человека практики, имел значение только опыт. Он не очень доверял теории и ни на кого не полагался. Его не могли убедить даже сильнейшие доводы профессора университета, который, по его мнению, был отвлеченным от жизни мыслителем.

Рабочий сделал, конечно, по-своему. Профессор стал возмущаться: