Дважды первый

Всю жизнь он оставался верен своей первой мечте. Он не отступил от нее ни на шаг.

А что же брат его Жан? Каждый из братьев избрал собственный путь — Огюст пошел в физику, а Жан выбрал химию. Но и посвятив себя разным наукам, они, как и прежде, оставались близки и, в об-щем-то, всегда шли в жизни рядом.

Братья родились 28 января 1884 года в швейцарском городе Базель. Их отец, Жюль Пиккар, ожидая прибавления в своем семействе, особенно не терзался, гадая, кого судьба принесет ему в дар. У него уже был наследник — сын Пауль, и была дочь Мари. Какая разница, кто родится еще — сын или дочь… Только и всего, в семье станет шумнее. Зато детям будет веселее вместе играть… А потом, уже в зрелости, они смогут согревать друг друга заботой. Это так важно, когда человек не чувствует себя одиноким. А что касается шума в доме, то у профессора Жюля Пиккара есть в нем убежище — кабинет, куда он скрывался всякий раз, когда хотел отдохнуть или садился работать.

Двоих сразу, близнецов, Пиккары не ждали.

День их рождения стал в семье праздником. Профессора поздравляли коллеги из университета, где он читал курс химии, прислали свое поздравление студенты, то и дело в дом кто-то входил и выходил. Нечасто все-таки судьба приносит такой подарок…

А потом жизнь вошла в свою колею, и Жюлю Пиккару иногда даже казалось, что в его семье так и было всегда.

Профессор часто брал с собою детей в горы, любил показывать им старый город, рассеченный надвое голубой лентой Рейна. В Альпах так хорошо дышится, и человек, глядя на зеленые долины, лежащие далеко внизу, ощущает такую свободу и легкость… Огюсту и Жану было по три года, когда отец впервые привез их в горы. Конечно, вряд ли они сохранили самое первое впечатление — слишком уж тогда они были малы, но как знать — не с того ли дня в них возникла любовь к горным хребтам, к высоте.

А город, старый Базель. Отец научил сыновей понимать и ценить его степенную древность. Вот Большой Базель, поднявшийся на правом, высоком берегу Рейна, а против — на пологом берегу — Базель Малый. Город разделен рекой, его соединяют мосты. Вон тот, стальной, построен совсем недавно, всего за пять лет до их рождения, рассказывал отец, а нижний, деревянный, построили шесть с половиной веков назад. Вот сколь долговечным может оказаться дерево.

Отец научил своих детей видеть мир, научил ценить то, что создают в нем люди. Но он не мог научить Огюста мечтать о синих небесных высотах и о сумрачных безднах морей. Горы мальчик давно уже знал и любил — вот их вершины поднимаются, закрыв горизонт. Но море… Ведь он никогда еще не видел морского простора…

Этой мечтой Огюст Пиккар обязан себе самому.

Во что они любили играть?.. В то же, во что любят играть другие мальчишки. Но больше всего их привлекали машины. Подходил к своему последнему рубежу XIX век, в городах, обдавая изумленных прохожих чадом и грохотом, уже катились первые автомобили, похожие на кареты, по непонятной причине лишившиеся лошадей. Толпы людей собирались и шли рядом с ними, осыпая насмешками странные, неуклюжие экипажи. Зачем они, эти повозки, если лошадь быстрее? Чего только не придумают изобретатели!

Мало кто знал тогда, что автомобиль вкатился в XIX век из будущего и что им, вот этим насмешникам, посчастливилось увидеть рождение великого изобретения, которое вскоре так преобразит жизнь человека…

Многие другие открытия и изобретения возникли на грани этих веков. Мир готовился к эпохе великих открытий. Те же, кому предстояло совершить эти открытия, были еще мальчишками. Среди них был маленький швейцарский мальчик, которого звали Огюст Пиккар.

В гимназии братья учились хорошо, особенно любили физику и химию, очень много читали. Они прочли, наверное, все приключенческие книги, которые можно было достать в городе: во многих лавках их хорошо знали и оставляли им под прилавком желанные книги. Профессора Пиккара немного беспокоил Огюст: у него была плохая память, он с трудом сохранял в голове даты, которые нужно было запомнить к уроку истории. Зато Огюст слыл самым сообразительным в классе.

Больше всего братья любили строить модели. Забавы взрослых, пытавшихся создать летательные аппараты, стали забавой детей. Сколько бумаги было изведено на рисунки самых невероятных машин, взмывающих в небо! Сколько дерева и клея пошло на модели неуклюжих конструкций, которые многим казались тогда последним словом науки и техники. Да, наверное, они и были такими, эти машины: в них нашла выражение только идея, главная мысль конструкторов, и требовать от них еще красоты, пожалуй, было бы несправедливо. Впрочем, они по-своему все-таки были красивы, эти хрупкие, ажурные сооружения, на которых человек хотел взлететь в небо, — машины, похожие на этажерки, лежащие на боку. Красота тоже понятие относительное.