Дважды первый

Огюст и Жан увлеклись аэронавтикой и авиацией. Они выискивали в свежих журналах все, что касалось полетов на тяжелых машинах, и в старых — все, что можно было найти о полетах на аэростатах, и перед их взглядом проходила вся недолгая история воздушных шаров.

В России промелькнул в печати такой документ. Кто-то, роясь в старом архиве воеводы Воейкова, наткнулся на сообщение: «1731 года в Рязани при воеводе подъячий нерехтец Крякутный фурвин сделал, как мяч большой, надул его дымом, поганым и вонючим, от него сделал петлю и сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы и после ударила его о колокольню, и он уцепился за веревку, чем звонят, и остался тако жив. Его выгнали из города, он ушел в Москву, и хотели закопать живого в землю или высечь». Это был первый в истории полет человека на шаре.

Потом, через полстолетия, сыновья крупного французского бумажного фабриканта — Стефан и Иосиф Монгольфье построили огромный шар, наполнили его теплым воздухом и 4 июня 1783 года на нем поднялись. Братья были не только изобретателями, но и просвещенными людьми своего времени. Они прекрасно понимали, что если шар наполнить не теплым воздухом, а водородом — газом, значительно более легким, то у шара появится большая подъемная сила. Но не было у них материала, способного удержать водород в оболочке.

Всего через два с половиной месяца после подъема братьев Монгольфье молодой парижский профессор Жак-Александр-Цезарь Шарль выпустил первый шар, наполненный водородом. Более 300 тысяч парижан собрались смотреть этот опыт.

21 ноября 1783 года Пилатр де Розье и маркиз д’Арланд совершили первый полет на воздушном шаре. Двадцать пять минут были они в воздухе и достигли высоты в тысячу метров.

3 декабря 1783 года Шарль вместе с Робертом совершил свой первый полет.

Теперь во всей Европе только и говорили о воздухоплавании. Всерьез обсуждались перспективы воздушного сообщения на шарах меж городами и даже меж континентами. Мечтатели, не знакомые с физикой, захлебываясь от восторга и собственной смелости, предложили на шарльерах (так называли аэростаты конструкции Шарля) достичь Луны, да что там Луны — ближайших планет!

Это была настоящая «воздушная» лихорадка.

А потом первый дальний полет: 7 января 1785 года Бланшар и доктор Джефри, стартовав в Англии, успешно перелетели пролив и приземлились в Кале, на французской земле. Те, кто еще упрямо не верил в будущее аэронавтики, теперь перестали сомневаться.

Позже, в 1863 году появился роман Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре», а еще через одиннадцать лет — «Таинственный остров», которые сразу же стали любимыми книгами тогдашних мальчишек. Потом их получило в наследство поколение Огюста Пиккара. Подстегнутое воображение рисовало им прекрасные картины; человек стал наконец властелином планеты.

Все чаще и чаще стали подниматься шары. Все дальше и дальше их перелеты. Все выше и выше стремятся они.

Но не настал еще час стратосферы. Он близился, этот час — час Огюста Пиккара.

Стратостат плавно стремился в предрассветное небо. И оно словно раскрывалось перед аэронавтами — становилось выше, светлее и шире.

«Ну вот и позади земные заботы», — подумал Пиккар. Он посмотрел на Кипфера. Тот по-прежнему был возле иллюминатора. Взгляды их встретились, и они улыбнулись друг другу.

И в эту в минуту в гондоле раздался высокий, не прекращающийся ни на мгновение звук, похожий на свист. Пиккар сразу понял: выходит воздух. Но где? В каком месте? Видимо, там, где выходит наружу изолятор электрозонда — та самая кварцевая трубка, которая разбилась, когда гондола упала с тележки.

Отверстие надо срочно закупорить — давление в кабине стремительно падает. Вместе с Кипфером они стараются приладить пробку, закрывающую отверстие в трубке, но безуспешно: свист становится все сильнее и сильнее.

— Высота — четыре тысячи метров, профессор, — произнес Кипфер, наклонившись к приборам. — Давление за бортом и в гондоле сравнялось.

— И зачем, в сущности, у нас закрытая гондола, — усмехнулся Пиккар, — если давление снаружи и в ней одинаково. Придется заделывать щель вазелином и паклей.

Эту смесь — просто так, на всякий неожиданный случай — он приготовил еще на земле. Задолго до старта он подумал, что, если где-нибудь в гондоле появится щель и воздух на высоте начнет из нее вытекать, внутреннее давление запрессует вазелин с паклей в щель и плотнее ее закупорит. Так должно быть. Но как будет на самом деле?

— Если сейчас гондола не станет герметичной, — сказал Пиккар, — нам придется открыть выпускной клапан и спуститься, чтобы не задохнуться. — А сам подумал: «Прекрасная была бы история. Столько усилий, и зря. И столько людей, которые верили в этот полет и ждали его вместе со мной».

Они не знали еще, что в этот момент при всем желании им не удалось бы спуститься: клапан, открывающий выход газу из оболочки, бездействовал. Им оставалось только одно: любой ценой заделать отверстие.

Для большей уверенности Пиккар заклеил отверстие зонда изолирующей лентой, а потом — своей «фирменной» замазкой.