Дважды первый

— Ничего, Жак, — сказал отец, — мы ведь сможем сбросить и весь второй бункер, не открывая его. Мы здесь не останемся.

— Я и не думал об этом, отец. Просто обидно, что мы ничего не увидели…

Внезапно «Триест» дрогнул, наклонился вперед, ил перед иллюминатором заструился вместе с водой, и гидронавты почувствовали, что батискаф поднимается. Когда облако ила осталось внизу, профессор, заглянув в иллюминатор, увидел, что дно уже далеко.

Они выключили прожектор и остались в полной тьме, лишь изредка в поле их зрения попадали светящиеся рыбы, а так беспросветная мгла, полная тишина и, кажется, неподвижность — так плавно шел вверх батискаф.

И вот наконец море вокруг них посветлело. Оно делалось светло-серым, потом — синим, потом — голубым. Когда батискаф стал покачиваться, они поняли, что уже достигли поверхности.

Буксир и корвет смогли подойти к батискафу очень близко — море было почти спокойно, и Пиккары, выйдя из шахты, увидели, что все люди собрались на том борту, с которого был лучше виден «Триест».

Едва отец с сыном поднялись на борт буксирного судна, их засыпали вопросами репортеры. Всех волновало в основном только одно:

— На какой глубине вы были, профессор?

— Мы опустились на 1080 метров, — ответил Пиккар.

— Чем вы можете доказать это? — крикнул один журналист.

Пиккар, честно говоря, не ожидал такого вопроса. Ему и в голову не приходило, что кто-то мог сомневаться. Конечно, он мог попросить скептика залезть в гондолу «Триеста» и самому убедиться, взглянув на счетчики, которые перед спуском запломбировал морской офицер.

Пиккар улыбнулся, поймав себя на мысли, что ему очень хочется послать этого человека туда, откуда он только что поднялся, чтобы тот своими глазами увидел след, оставленный на иле гондолой «Триеста».

В этот момент к Пиккару подошел водолаз Бюше. В руке он держал комок серо-голубой глины. Показывая ее журналистам, Бюше сказал:

— Я соскреб ее с днища гондолы.

Лучшего доказательства для журналистов невозможно было придумать. Пиккар пожал руку Бюше.

И, как всегда, несколько новых любопытных подробностей о своем погружении профессор Пиккар узнал из газет. Он узнал, например, что вместе с сыном чудом спасся от гибели, что, оказывается, один из отсеков «Триеста» дал течь, батискаф стал быстро терять бензин, и если бы они поспешно не сбросили весь балласт, то уж вряд ли поднялись бы.

«Нет, все-таки в высшей степени любопытно читать о себе в газетах, — не без раздражения думал Пиккар. — Столько нового и интересного можно узнать. Как это только у них получается…»

Он понимал, что вряд ли его коллеги с полным доверием отнесутся к таким сообщениям, но все остальные воспримут эти небылицы как должное. Вот ведь, совсем недавно в беседе с одним итальянским журналистом он сказал, что с его точки зрения батискаф ФНРС-3 имеет некоторые конструктивные недостатки. А напечатано было — «серьезные». Французы возмущались, узнав об этом: ведь это же он, профессор Пиккар, в конце концов, конструировал ФНРС-3! И это накануне самых ответственных погружений! А чуть позже он совершил действительно непонятное: взял и написал письмо во французское министерство морского флота о необходимости рентгенографически проверить однородность металла гондолы.

Конечно, логичнее всего было объяснить появление этого письма вполне естественным желанием Пиккара оградить будущий экипаж батискафа от венских случайностей, но Уо и Вильм, уже готовые к спускам, подумали, что профессор решил на всякий случай застраховать и себя — ведь это он автор конструкции. Он знал, что его письмо отсрочит погружение ФНРС-3, заставит понервничать Уо и Вильма, — и все равно написал.

Вильм позже рассказывал, что письмо Пиккара произвело переполох в министерстве, откуда прислали комиссию, заставили сделать тщательный рентгеноанализ и действительно обнаружили кое-какие пустоты.

Наверное, было бы лучше, если бы он не отправил это письмо. По крайней мере, не стали бы говорить, что он сделал такой шаг, чтобы не дать французам выйти вперед.

А как было на самом деле? Хотел он или не хотел помешать — и это вышло совершенно непреднамеренно? Кто теперь сможет ответить… Но, зная Пиккара, зная его честность и добросовестность, можно поверить: он и не думал о том, чтобы затормозить испытания ФНРС-3. Уж очень это на него не похоже.

Что ему мелкая житейская суета? У него свой путь и своя цель.

Он никогда не сворачивал со своего пути и никогда не изменял своей цели.

Как-то вскоре после того погружения неподалеку от Капри Огюст Пиккар сказал сыну:

— Ну вот, Жак… Еще один раз мы опустимся вместе… Знаешь, оказывается, я стал слишком стар…

Напряженно подрагивая всем корпусом, буксир «Тенас» выводил батискаф из бухты Кастелламмаре-ди-Стабия. Суденышко было почти таких же размеров, как батискаф, к тому же «Триест» глубоко сидел в воде, так что буксиру приходилось трудиться изо всех сил.

Курс был проложен на северо-запад, где в нескольких сотнях километров лежал остров Понца. А там, возле острова, под водами моря, расстилалось плато. Ровное песчаное плато, лежащее на глубине более трех километров.