Две коровы и фургон дури

Волосатые парни с влажными глазами пожали мне руку и пошли на кухню за сидром. Мы все расположились на лужайке за домом. Пампкорт состоял из четырех домиков, которые назывались «Милтон», «Парсон», «Галилей» и «Фирма». Хиппи снимали их у старого морского офицера, который жил сейчас в бывшем доме священника. Эти четыре коттеджа окружали небольшой двор с четырех сторон и были связаны между собой мощеными дорожками. Кухня, заросший цветами палисадник, огород, сидр, продукты и даже велосипеды были общими. Насколько я понял, ребята и готовили вместе. И если Дейву вдруг хотелось арахисовых орешков, он без стеснения брал их на кухне в «Парсоне», хотя сам обитал на «Фирме». А когда Роз надо было в туалет, она бежала к «Галилею», хотя сама жила вместе с Сэм у «Милтона». Воды в коттеджах не было — ребята брали воду из колонки во дворе и пользовались биотуалетами, а ванну принимали, нагревая воду в ведрах на огне, — похоже, им было наплевать на удобства. Зато им было не наплевать на то, что происходит в мире, на то, что мы сливаем всякую дрянь в море и загрязняем воздух. Наверное, они не знали, как поправить ситуацию в глобальном смысле, но все-таки помогали природе понемножку хотя бы собственным образом жизни. Роз обратилась к местному депутату парламента с предложением выдать каждому жителю страны по велосипеду, а Дэнни работал над собственной программой, нацеленной на то, чтобы обеспечить всех и каждого бесплатными семенами салата.

— Даже огород не нужен, — сказал он, — только деревянный ящик на окне.

— Тут надо подумать, — сказал Дейв.

— Подумать, спланировать, а потом сделать, — добавил Дон.

Я был с ними полностью согласен и уже хотел сказать что-нибудь умное, но вдруг, сам того не ожидая, брякнул:

— Мне вставать завтра в шесть.

— В шесть? — удивился Дон.

— Коров доить, — сказал я.

— О, ну да, правильно…

— Ни фига себе как рано!

— Да, фермерская жизнь рано начинается, — сказал я.

— Это точно, — сказала Роз.

Я пошел к двери, а Сэм пошла за мной, и, когда мы прощались, она вдруг прижалась ко мне и обхватила меня руками за шею. От нее пахло сеном, и ее тело было теплое и крепкое, крепкое, как обещание, как данное слово, и теплое, как игрушка в руках ребенка.

— Спокойной ночи, Эллиот, — сказала она, отстраняясь, и легонько поцеловала меня в губы. Совсем легко, нежно, как если бы птичка порхнула мне на губы и оставила на них пыльный след своих тонких лапок. Ласточка, например, или стриж, или даже воробушек. Какая-нибудь маленькая юркая птичка.

Я спросил:

— А ты хочешь снова повидаться?

— Конечно, — сказала она.

— Хорошо, — сказал я и чуть не спросил, спит ли она с Дейвом, Доном или Дэнни, или с Дейвом и Доном, или с Дэнни и Дейвом, или со всеми вместе, но не стал. Я и так знал, что она с ними не спит. Даже такому тупице, как я, это было понятно с первого взгляда. В ее глазах я увидел спокойное, тихое удовлетворение, как у кошки, держащей в зубах птичку, так что я повернулся и пошел к своей «хонде», чувствуя, что Сэм улыбается мне в спину. Она так и стояла в дверях коттеджа «Милтон» и махала мне вслед рукой.

Я поехал обратно на ферму и через пятнадцать минут уже лежал в постели в своем трейлере. Я думал о голосе Сэм и о том, как ее пальчики легко и нежно погладили меня по колену, а потом я подумал о том, как мало нам надо, чтобы прогнать страх. Я повернулся на бок, включил радио и стал слушать музыку. Передавали какой-то классический концерт, медленный и печальный, а потом началась передача о России, и незнакомый мужской голос долго рассказывал, как романтично бродить по заснеженным улицам и наблюдать, как весной на реке вскрывается лед. Я подумал о льде и снеге — очень неплохо было бы сейчас хоть ненадолго очутиться в прохладе, — а затем началась другая музыкальная передача — какая-то быстрая музыка из Германии, и я пощелкал пальцами в такт. Под полом трейлера послышался шорох — то ли мышь, то ли крыса, вдалеке пролаяла собака. Нормальные ночные звуки. Простые вещи, не оставляющие за собой следов.

Было уже за полночь, когда закончилась немецкая программа и начались новости. Я протянул руку, выключил радио и немного послушал, как бьется мое сердце. Я закрыл глаза и полежал в темноте, прислушиваясь и приглядываясь к ночным теням, но сразу же постарался прогнать их от себя. Нет, меня так просто не запугаешь! Я сильнее своего воображения, сильнее страха, я знаю, что неприятности не могут длиться вечно. Даже сама жизнь не вечна! Эта мысль меня успокоила, и я начал погружаться в сон, как птица в потоке теплого воздуха то взмывает вверх, то парит и пикирует вниз, к самой земле.

Глава 11