Между бежавшим с трона Иванцом Московским, опричным государем, и бежавшим из Москвы первопечатником Иваном Москвитином есть внутренняя связь. Оба вызывали ренессансный кризис русского Средневековья. (Другой, барочный кризис вызвал Никон.) Оба суть первые интеллигенты, или даже
Сретение Владимирской
Земля и до, и после, и во время грозненской опричнины имела Кучково Поле одним из средоточий. Роль его в самозащите города бывала исключительной.
И.А. Вейс. Никольские ворота Китай-города и церковь Владимирской иконы Божией Матери. 1852
Так, в день, когда на Поле встречали икону Богоматери Владимирской, 26 августа 1395 года, владетель полумира Тамерлан бежал из Ельца и из Руси. Чудотворная сила иконы отдельная тайна, но здесь составляется с тайной земли.
Переходивший из Владимира палладиум Руси встречали на Большой Владимирской дороге, сразу за рытой чертой посада. Рыли годом раньше, в ожидании того же Тамерлана. Рыли, по слову летописи, от Кучкова Поля до Москвы-реки. Это трасса Большого Черкасского переулка. Место встречи, в конце теперешней Никольской улицы, у ее выхода к Лубянской площади, было отмечено постройкой монастыря во имя Сретения Владимирской иконы – праздник, учрежденный в память избавления от Тамерлана. По имени монастыря разные поприща Большой Владимирской дороги в разное время будут называться Сретенкой.
Сретенский монастырь на Большой Лубянке.
Фото из Альбомов Найденова. 1880-е
Часть II
Новое поле
Сретенский монастырь
В XVI столетии место Сретения вошло в черту Китайгородских стен, прибавивших посада. Тогда же монастырь перенесли за стены, далеко вдоль древней Сретенки, теперешней Лубянки.
Старое место основательно забылось, хотя осталось обозначено часовней, а затем и храмом Богоматери Владимирской, стоявшим у Никольской воротной башни Китай-города. Снесенная в советскую эпоху, церковь разделила участь и ворот, и стен Китая, и соседней церкви Троицы в Полях.
Перенос монастыря распространил Кучково Поле, или представление Москвы о нем, вдоль Сретенского радиуса улиц. Чтобы место Сретения, подвигаясь, оставалось загородным.
Той же улицей распространилась тема книги: от Печатного двора – на нынешнюю Сретенку, где жили слободой печатники.
Другая слобода на Сретенке была Пушкарская, а в Колокольниковом переулке располагался подобающий его названию завод: это продление литейной темы, заданной в Старых Полях огромным Пушечным двором. Устроенный Иваном III между Неглинной и Рождественкой, существовавший до начала XIX века, Пушечный двор – еще один пример защитного значения Кучкова Поля.
Новое Поле есть, в сущности, плато Сретенского холма, водораздел Неглинной, Москвы-реки и Яузы. Тогда как в малом, старом очерке Кучково Поле представляло склон Неглинной над поворотом этой речки к северу.
Два героя
В широком очерке Кучково Поле обильно прорастает адресами силы и противоборств.
В его черте находим и лубянский двор Пожарского – Ростопчина, дважды стоявший против интервенций. (Третий раз, в 1941 году, Пожарский двор и дом Ростопчина принадлежали московскому НКВД, его военной контрразведке.)
А.М. Васнецов. Пушечный двор на Неглинной в XVII веке
Содрогание Москвы от казни Верещагина Ростопчиным сродни былому содроганию от казни Вельяминова. Жест графа показался властно-княжеским, в значении: не земским. Если губернатор вправду испугался сходки перед домом, то испугался он земли, которую пытался олицетворять как автор прокламаций. И как поджигатель Ростопчин был функция земли. Не он принес столицу в жертву, но она себя через него. Напротив, самосуд над Верещагиным был отправлением неудержимой самости Ростопчина и принесением ненужной жертвы.
Два урода
Рядом с предыдущим есть владение, где тема Кучкова Поля выступает в «снятом» виде.
Москвовед Никольский в 1920-х годах писал: «С угла Рождественки, по правой стороне Кузнецкого Моста, начиналось громадное владение Салтычихи (д. № 20). Здесь, в глубине двора, стоял в XVIII веке дом-застенок этой «мучительницы и душегубицы», замучившей до полутораста крепостных <…> После суда и заточения Салтычихи в Ивановский монастырь, это залитое кровью русских крестьян владение, переходя из рук в руки, было собственностью <…> знаменитого «утрированного филантропа» Ф.П. Гааза <…> Так, из рук жестокой помещицы, истязавшей крепостных, это владение перешло к Гаазу – заступнику угнетенных, к человеку, жизненным девизом которого было: «Спешите делать добро»».