Две недели до рая

С таким самодовольством рассказываю человеку о своих догадках, в то время как для него каждая фраза острым ножом втыкается в сердце.

– Все, что вы говорите, – это какой-то абсурд. Неужели обида – достаточное основание для такого жестокого преступления? В вашей практике такое бывало?

– Увы, чаще, чем вы думаете, – вздохнула я. – Затаенная обида – страшное, разрушающее чувство.

– Чем же я его так обидел? Я же ничего не знал о его существовании.

– Обида иррациональна, Борис Михайлович. Он вряд ли в последнее время рассуждал здраво.

Мой кофе остыл, я к нему так и не притронулась. Качанов встал, взял обе чашки – свою и мою – и вынес их из кабинета. Ему требовалось время все осмыслить.

Телефон завибрировал. Я посмотрела на экран, на котором высветилось имя Ивана.

Пришлось ответить, собрав всю волю в кулак, чтобы сделать это непринужденно.

– Да?

– Ты где? – спросил Иван. – Я уже привык куда-то с тобой мчаться, кого-то опрашивать. Просто смириться не могу с тем, что сейчас опять сижу в офисе и бумажки перебираю.

– Я у Бориса Михайловича, даю отчет.

– Это все-таки Светлов? – Иван понизил голос.

– Да, отпечатки на ключе оказались его.

– Я же тебе говорил! Я все время тебе говорил! – торжествовал мой собеседник.

Я почти улыбнулась, услышав эту искреннюю радость. Он ликовал, думая, что все получилось.

– До вечера, – сказала я, не в силах продолжать разговор.

– До вечера! Я очень жду этой встречи, Тань.

– Я тоже, – ответила я, нисколько не соврав.

* * *

Качанов вернулся, держа в руках чашку со свежим кофе для меня. Поставив ее на стол, он отпер небольшой сейф в стене и достал оттуда бутылку коньяка и пузатую низенькую рюмку.

– Вам не стоит… – сказала я, но он, не послушав, налил себе немного напитка, сверкнувшего тяжелым янтарным блеском.

– Иначе я, пожалуй, не доживу до конца разговора.

Выпив содержимое и закусив долькой лимона, которую он подцепил из блюдца на столе, Качанов сел, готовый слушать меня дальше.

– Если Иван вам позвонит, не отвечайте. Лучше пришлите ему сообщение, что заняты и перезвоните позже. Вряд ли вы совладаете с голосом, а нам важно, чтобы он до поры до времени не знал, что раскрыт, – сказала я.

– Хорошо.

– Итак. Наш золотой мальчик делает свое черное дело и убегает, думая, что не оставил свидетелей.

– А это не так?

– Сумасшедшая старушка с первого этажа его видела убегающим, хоть и не смогла внятно об этом рассказать. Но Иван знал, что бабушка не в себе и к ее невнятной болтовне никто не прислушается, поэтому он не беспокоился. Думаю, ровно до того момента, как вы решили провести независимое расследование, достали из сейфа досье московской охраны и позвонили мне. Дальше ему ничего не оставалось, как везде меня сопровождать – так он держал руку на пульсе и знал все о моем расследовании.

– Но я же сам отправил Ивана к вам. Он не напрашивался.

– Но напросился бы, не дойди вы до этого решения своим умом.

– Как я понимаю, он мешал вашим поискам?

– Да нет. Сейчас я понимаю, что именно его присутствие выдало мне убийцу с головой. Если бы он не был все время под рукой, я бы искала дольше или вообще не нашла.

– Он сам себя выдал? – спросил Качанов.

– Да. Мелкими ошибками, которых не замечал сам. Я, надо признаться, тоже не сразу все разглядела. Но тут виновата моя усталость. Я действительно очень вымоталась в последнее время.

– Почему вы назвали его охотником?

– Потому что навыки охотника у него есть. Когда мы были у него на даче, к Ивану неожиданно зашел сосед за каким-то инструментом и расхвалил его навыки. Ваня, конечно, попытался увести мои подозрения в сторону – сказал, что виртуозный охотник – это Аркадий Иванович, а он больше на подхвате. Но тут был первый тревожный звоночек. Дело в том, что ранее в этот день мы осматривали место преступления. Иван тогда изменился в лице, побледнел и сказал, что боится крови. Думаю, он просто разволновался от напоминания о совершенном убийстве и не сразу совладал с нервами. Но когда он упомянул, что ходит на охоту, любому стало бы понятно, что крови он не боится. Тогда я это пропустила мимо ушей, а позже, конечно, вспомнила. Все могло окончиться раньше, извините.

– Вам не в чем извиняться. Вы и так замечали то, что другие никогда бы не увидели. Надо же – зацепились за фразу о крови.

– Были и другие звоночки, которые я поначалу не услышала. Но ваш сын постоянно отвлекал мое внимание, переключая его на других людей. Подруга сразу вышла у меня из подозрения – мотивов убивать Алену у нее не было. Это понял и Иван. Сначала он был довольно спокоен – Семеренко этим дурацким побегом убедил полицию в своей виновности, и Ваня рассчитывал, что тому уже ничто не поможет. Но на всякий случай готовил для меня Светлова или Коневу.

– Тетка-то каким боком могла быть замешана? – грустно спросил Качанов.