Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии

Воды поднялись над стволом колонны на два локтя три дюйма на 107-й день после упомянутого солнцестояния.

Они начали спадать на 114-й день после упомянутого солнцестояния. Все земли были затоплены. Этот невидан­ный паводок высотой четырнадцать локтей семнадцать дюймов позволяет надеяться на особо плодородный год. *

* Высота ствола колонны составляет шестнадцать лок­тей; в локте пятьдесят четыре сантиметра, и он делится на двадцать четыре дюйма».

В тот же вечер, по возвращении в Каир, г-н Эйду, врач с «Улана», сопутствовавший нам из филантропических побуждений, чтобы лечить нас от офтальмии, почувство­вал, что он сам подвергся этому заболеванию. Господин Мсара тотчас же посоветовал нам послать за г-ном Дес- сапом, врачом из Безансона, обосновавшимся в Каире со времен французской экспедиции и приобретшим боль­шой опыт в лечении глазных болезней, которыми он преимущественно и занимался. Мы поспешили восполь­зоваться его советом, и час спустя увидели, как к нам входит величественный старик, облаченный в восточные одежды и придерживающий рукой свою бороду: это был наш соотечественник.

Арабы, оценивающие ученость по длине бороды, испытывают к нему высочайшее почтение. Поспешим добавить, что он этого заслуживает, и в его случае выве­ска не обещает больше того, что за ней стоит.

IX. ВИЗИТЫ К ПОЛКОВНИКУ СЕЛЬВУ И КЛОТ-БЕЮ

Узнав о возвращении вице-короля в Александрию, г-н Тейлор отправился в этот город, а мы остались в Каире готовиться к путешествию на Синай.

Благодаря замечательному топографическому чутью, присущему парижанам, мы уже начали ориентироваться в Каире так же свободно, как если бы родились здесь; наши мусульманские одежды, которые, признаюсь при всей своей скромности, мы носили с истинно восточным достоинством, распахивали перед нами любые двери, даже двери мечетей, ставших обычным местом наших прогулок. Мечети — это оазисы города: вы найдете там прохладу, тень, деревья и птиц. А кроме того, среди всего этого вы встретите там каких-нибудь арабских поэтов, которые приходят туда, чтобы в перерывах между молит­вами толковать стихи из Корана, и собственными сочи­нениями убаюкивают набожных бездельников, проводя­щих все свое время, лежа под сенью цветущих апельсиновых деревьев. Нам доставлял удовольствие раз- мереный и монотонный голос муэдзина, взбирающегося, пока он молод, на самый верх минарета и оттуда своим благочестивым криком созывающего весь народ на молитву; затем, по мере того как годы берут свое, он опускается на ярус ниже, а голос его слабеет, и так до тех пор, пока он не обратится в немощного старца, сил кото­рого хватает лишь на то, чтобы подняться на самую ниж­нюю галерею, откуда его слышат только прохожие на улице.

Нередко нам доводилось находиться в мечети в час омовения, и тогда, словно истинные правоверные, мы принимали участие в исполнении этих религиозных обрядов; по тому рвению, с каким мы окунали в воду лицо и руки, со стороны могло показаться, что мы при­были из святых городов — Медины или Мекки. По окон­чании этой церемонии наступал момент, который нас всегда очень забавлял: то была минута, когда по выходе из мечети прихожане разбирали свою собственность; дело в том, что каждый мусульманин, входя в мечеть, оставляет у порога свою обувь, и потому возле дверей всегда в подобных случаях высится целая гора бабушей всех фасонов и всех цветов. Вспомните разъезды после наших парижских балов, когда каждый берет не свою шляпу, а лучшую из тех, какие оказываются у него под рукой; то же происходит и с бабушами; это разграбление, в ходе которого никто даже не дает себе труда подобрать пару обуви одного цвета, и в итоге все уходят из мечети обутыми иначе, чем они туда пришли. Что же касается самых ревностных правоверных, то они возвращаются из мечети вовсе босыми, поскольку те, кто остался осо­бенно недоволен доставшимися им бабушами, возме­щают ущерб качества количеством и уходят, унося по четыре туфли: две на ногах и две на руках.