Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии

Повернувшись спиной к Каиру, я видел по левую руку от себя огромную пальмовую рощу, поднявшуюся на месте Мемфиса; за этой рощей виднелись пирамиды Саккары, а за пирамидами Саккары просматривалась пустыня; прямо перед мной и по правую руку от меня тоже лежала пустыня, то есть огромная равнина огнен­ного цвета, где не было никаких других складок мест­ности, кроме видневшихся кое-где подвижных песчаных бугров, которые ветер то наносил, то разравнивал; с про­тивоположной стороны был виден Египет, то есть Нил, текущий по дну изумрудной долины; затем Каир, живой город, стоящий между Фустатом и гробницами халифов, двумя своими мертвыми братьями; за гробницами хали­фов высилась безжизненная горная гряда Мукаттам, словно гранитная стена закрывавшая горизонт.

Минут пять я прогуливался по площадке, имевшей на вид от тридцати до тридцати пяти футов в ширину; несколько огромных глыб, все еще стоявших на ней, казались остроконечными пиками, вырванными из какого-то горного хребта. Они испещрены надписями, среди которых еще можно различить имена кое-кого из генералов французской экспедиции; рядом с этими про­славленными именами я увидел имена Шарля Нодье и Шатобриана, начертанные здесь г-ном Тейлором во время его предыдущего путешествия.

Переведя взгляд вниз, я увидел у себя под ногами наших ослов и погонщиков, казавшихся отсюда не больше скарабеев и муравьев; я попытался бросить в них камешек, но, с какой бы силой я ни кидал камни, они падали на склон пирамиды и достигали земли, лишь под­скакивая со ступени на ступень.

Это упражнение заставило меня подумать о спуске; следует сказать, что вначале он представлялся мне намного труднее, чем подъем: из-за несоразмерности высоты и ширины ступеней край каждой из них скры­вает следующую, так что сверху казалось, будто добраться до земли можно, лишь усевшись на этот покатый спуск и соскольнув вниз на собственном заду. К счастью, пре­жде чем решиться на подобное скольжение, нужно хоро­шенько все взвесить, а кроме того, когда спускаешься на одну ступень, становится видна следующая, и так далее. Однако, повторяю, путь этот отнюдь не легок, и тем, кто подвержен головокружениям, лучше вообще воздер­жаться от восхождения на пирамиду.

Оказавшись внизу, я рухнул на песок; меня мучили жара и жажда, хотя я не чувствовал этого в течение всего спуска, настолько мне приходилось заботиться о сохран­ности собственной персоны. Мухаммед тут же произнес передо мной целую речь о том, что воду можно пить лишь маленькими глотками, однако я вырвал у него из рук бутылку и залпом осушил ее. Но едва прошла жажда, как меня стал донимать голод. К счастью, все остальные члены экспедиции честно признались, что они испыты­вают те же ощущения, и потому было единодушно решено, что пришло время обедать. Погонщики привели осла, навьюченного провизией, и мы с радостью обнару­жили, что в дороге с ним не произошло никаких непри­ятностей.

Мы обошли вокруг пирамиды, чтобы отыскать хоть какую-нибудь тень. На нашу беду, солнце стояло в зените и потому равномерно изливало свои лучи на все четыре грани гробницы Хеопса. Все мы стали оглядываться по сторонам в тщетной попытке отыскать место, где можно было бы пробыть в неподвижности более пяти минут, не рискуя сойти с ума. И тогда наши арабы показали нам на северной стороне пирамиды, на трети ее высоты, вход, через который можно попасть внутрь сооружения. Нам почудилось, будто этот темный зев, который, казалось, колосс открывал для того, чтобы вдыхать воздух, напол­нен тенью и прохладой, так что при всей своей усталости мы вновь двинулись в путь и через несколько минут достали цели. Там мы обнаружили помещение, пригод­ное для обеденного зала, пусть и не слишком удобное, но, во всяком случае, достаточно прохладное, а большего нам и не требовалось.

Когда с трапезой было покончено, мы велели прине­сти факелы, чтобы осмотреть, раз уж нам довелось здесь оказаться, внутренность пирамиды. Туда проникают по коридору квадратного сечения, заканчивающемуся отвер­стием со стороной около метра и спускающемуся вниз под углом в сорок пять градусов. По мере того как вы отдаляетесь от входа, прохлада ощущается все сильнее, но к воздуху, тяжелому от дыма факелов, примешивается неосязаемая пыль, поднятая ногами посетителей, и потому здесь очень трудно дышать. Наконец вы попада­ете в две камеры: одна из них называется камерой царя, другая — камерой царицы; в первой стоит гранитный саркофаг с разбитой крышкой, вторая камера пуста.