Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии

Бешара подъехал ко мне все с тем же простодушным видом, словно это не он только что продемонстрировал чудеса ловкости, и, заметив, что я стараюсь смягчить, насколько возможно, испытываемую мной тряску и для этого одной рукой уцепился за переднюю седельную шишку, а другой — за заднюю, стал давать мне наставле­ния по поводу того, как нужно держаться в седле. Слово «седло» напомнило мне, что он говорил, будто наши седла превосходно набиты, в то время как мое первое ощущение подсказывало мне, что я сижу на голых досках; в ответ на мое недоумение Бешара заявил, что он вовсе не обманывал нас и на первой же остановке мне будет показано, что мое седло набито чрезвычайно старательно; правда, набито оно снизу, но, добавил он, в таких поезд­ках, как наша, намного важнее беречь шкуру верблюдов, а не кожу путешественников. Я решил не снисходить до ответа на это умозаключение, показавшееся мне чисто арабским, и мы продолжили путь, не обменявшись больше ни словом.

Через полчаса наша кавалькада достигла подножия Мукаттама. Эта гранитная гряда, выжженная солнцем, совершенно лишена растительности; тропинка, выру­бленная в скале, позволяет подняться по крутым скло­нам горы, но ее ширины достаточно лишь для того, чтобы там мог пройти навьюченный верблюд. Мы выстроились цепочкой, один за другим. Араб, служив­ший нам проводником, все время шел впереди, а мы сле­довали за ним в том порядке, какой нам был угоден; этот подъем стал для нас некоторой передышкой, поскольку из-за трудностей дороги дромадерам приходилось идти шагом.

Мы поднимались таким образом около полутора часов и в конце концов оказались на вершине горы, представ­лявшей собой неровное плоскогорье, по которому мы шли еще три четверти часа и, без конца спускаясь и поднимаясь, иногда совсем теряли из виду западный горизонт, но уже через минуту вновь видели его перед своими глазами; вскоре, спустившись с последней воз­вышенности, мы перестали видеть дома Каира, а затем, в свой черед, скрылись и самые высокие его минареты; какое-то время нам еще были видны вершины пирамид Гизы и Саккары, напоминавшие остроконечные пики горной цепи; наконец, эти последние зубцы тоже скры­лись из виду, и мы оказались на восточном склоне Мукаттама.

С этой стороны гряды не было ничего, кроме бескрай­ней равнины, песчаного моря, тянувшегося от подножия гор до самого горизонта, где оно сливалось с небом; в основном этот подвижный ковер был красновато­рыжеватым, напоминая по цвету львиную шкуру; однако местами его прочерчивали белыми полосами селитряные залежи, отчего оно было похоже на покрывала, в кото­рые укутывались наши арабы. Мне уже случалось видеть такие безводные пространства, но никогда они не имели подобной протяженности, и никогда, мне казалось, солнце не жгло землю так яростно: его лучи буквально давили на тебя, а эта песчаная пыль одним своим видом возбуждала жажду.

Наша кавалькада спускалась вниз около получаса и в итоге оказалась среди развалин, вначале принятых мною за руины какого-то города; однако, заметив, что земля усеяна лишь колоннами, мы вгляделись в них вниматель­нее и поняли, что эти колонны не что иное, как стволы деревьев. Мы стали расспрашивать арабов, и они объяс­нили нам, что мы находимся среди окаменелого пальмо­вого леса; по нашему мнению, это явление природы заслуживало более глубокого обследования, чем то, какое можно было проделать со спин дромадеров, и, поскольку мы достигли подножия горы и пришло время сделать полуденный привал, Талебу было объявлено, что мы хотим сделать остановку.

Арабы соскользнули со своих дромадеров, а наши вер­блюды, понимая, что им нужно сделать, тотчас опусти­лись на колени; это было точное повторение процедуры отъезда: сначала верблюды подогнули передние ноги, потом — задние; но, поскольку на сей раз это не было для меня неожиданностью, я так крепко ухватился за седло, что отделался лишь толчком. Мейер же, который ни о чем не был предупрежден, получил два полага­ющихся удара в грудь и поясницу.

Мы принялись осматривать странную местность, где нам предстояло сделать привал: земля была завалена стволами пальм, похожими на обломки колонн; склады­валось впечатление, что весь этот лес окаменел прямо на корню и самум, обрушившись на голые склоны Мукат- тама, вырвал из земли эти каменные деревья, которые, упав, разлетелись на куски. Как объяснить это явление? Следствием какого стихийного бедствия оно стало? У нас нет возможности ответить на эти вопросы, но достоверно то, что мы прошли более полульё среди этих странных развалин, которые по их тысячам лежащих расколотых колонн вполне можно принять вначале за какую-нибудь неведомую Пальмиру.