Две новеллы из «Il Paradiso degli Alberti»

Очутившись во рву, утята начали бить крыльями и держались на плаву, так что добрались до берега без хлопот и помех. Юноша, пришедший от этого в великое изумление, ибо увиденное мнилось ему невозможным, сказал, обратясь к даме:

― Конечно, я бы никогда этому не поверил, если бы не увидел сам, и, конечно, великое дело — думать о том, как природа наставляет нас и учит.

Риччарда на это молвила:

― Липпоццо, я буду с тобой говорить как с дорогим и добрым сыном и прошу выслушать меня как нежную мать; и не держи на меня зла, если я буду говорить с большой откровенностью, ибо это только для твоего блага, пользы и чести. Ах, как безосновательно и глупо твое убеждение, если вникнуть в дело внимательно! Неужели ты не видишь, с какой глупостью вредишь твоей чести, моей и чести твоей жены? Неужели не видишь, что отказываешься от собственного блага с крайним стыдом для тебя и меня и с бесчестьем для твоей жены, самой простодушной из девиц? Неужели не видишь, наконец, какую горестную жизнь готовишь себе, мне и ей из-за своих ложных подозрений? Ты дивишься, как это моя девочка, твоя непорочная невеста, достаточно взрослая, чтобы чувствовать силу, данную природой, испытывает удовольствие, делая вещи, и тебе, и ей отрадные. Разве не видишь ты, как велика сила природы в каждой живой твари, особенно по части продолжения рода? Разве мужчины и женщины не рождены с естественной готовностью размножаться, в которой нам дается удовольствие и телесное, и душевное? Ах, глупец, и ты еще дивишься, что моя дочь, которая слышать не слышала и видеть не видела ничего бесчестного, прилежно усвоив мои наставления, дабы угождать тебе во всем, самым целомудренным образом подстрекаемая природой, делала все, что, по ее мнению, угодит тебе, доставив притом и ей удовольствие! Очнись теперь же, оставь свои сумасбродства и подумай: если бы дочь моя жила бесчестно, сколь великое искусство она приложила бы, чтоб казаться тебе целомудренной? Разве ты еще не в том возрасте, чтобы знать это, понимать и ценить простодушие, целомудрие и послушание девушки? Ступай же, раскайся в том, что наделал, и положи оставаться и обращаться со своей женой как пристало, ибо, как видишь, что дано природой, то нелегко изгнать, ибо эти вещи делаются без наставника и науки. Кто научил утят плавать, а других птиц — вить гнезда, нести яйца, кормить птенцов, если не природа? Ступай же, ибо, клянусь тебе крестом Божьим, ты внушил мне такую меланхолию своей глупостью, что я уж думала, что умру от этого, и, если бы не чрезмерная и нежная любовь, какую я к тебе питаю, я бы не унялась, пока не задушила бы тебя своими руками, а там будь что будет. Но я могу лишь любить тебя в высшей степени и больше, чем всякого другого, как ради тебя самого, так и ради того, что ты есть и должен быть главой, наставником и безукоризненным образцом для моей дорогой дочери и твоей законной жены. — И на этом она кончила свои речи.

Липпоццо, слушавший ее со стыдом, ничего не говорил; более того, помыслив немного о ее благоразумии, исполнился величайшего изумления и, очнувшись от своего заблуждения, отвечал ей лишь одним:

― Госпожа, вы правы, и мне нет извинения; но по милости Божьей я надеюсь отныне поступать так, чтобы исправить мою ошибку, и усердно повиноваться всему, что вы скажете и велите, умоляя вас простить мою оплошность.

Услышав такие речи, дама позвала свою дочь и сказала ей поговорить с Липпоццо, что та и сделала к большому удовольствию для всех. Когда стол был накрыт, они отобедали со смехом и шутками, а потом Липпоццо отправился отдохнуть в полдневные часы со своей женой очень надолго, к великой утехе, удовольствию и отраде для всех них, а особенно для достойнейшей дамы. Так ложное убеждение Липпоццо было весьма благоразумно, любезным и безукоризненным образом исправлено благоразумнейшей дамой.

Кателлина

В Неаполе, одном из приятнейших городов Италии, богатом и населенном знатными людьми, жила прекрасная молодая женщина по имени Кателлина, бывшая замужем за достойным молодым человеком, которого звали Филиппелло Бариле. Среди его товарищей и друзей был один, которого Филиппелло весьма любил и с которым проводил почти день и ночь напролет, так что казалось, он без его общества жить не может, да так оно и было; звался он Аньелло Страмаццафильи, он был красив и изящен, как любой юноша в Неаполе, а кроме того, доблестен, но более всего дружелюбен. Этот Аньелло в доме Филиппелло и в любом другом месте вел себя с Кателлиной так, будто она была его сестрой, в мыслях не держа ничего противного благовоспитанности и порядочности.