Две строки до востребования

— Скажите спасибо, что так кончилось… А я сразу догадалась, что она звала вас. Знаете, а щеку задело совсем немного. Может, и заметно не будет. Она все беспокоилась о щеке.

— Люба, — горячо сказал Владислав, — ведь она поправится? Будет жить?

Медсестра улыбнулась.

— Я немного приведу себя в порядок и через пять минут вернусь. Напишите пока, записку. А жить она будет. Хорошие слова напишите. Это тоже лекарство.

Сколько передумано о Наташе, и особенно в эту бессонную ночь! Сколько прекрасных слов хотелось ей сказать! Но как это передать за считанные, короткие минуты на листке бумаги? Он обгрыз ноготь мизинца, вытер со лба пот. И наконец прыгающими, торопливыми буквами написал: «Наташа! Мне жизни теперь без тебя нету. Это уж точно. Только поправляйся скорей. И ни о чем не волнуйся. Я из больницы на руках тебя понесу. И еще поедем вместе на море к моему другу Сережке. Там совсем здоровой станешь. Очень прошу, поправляйся. Твой Влад».

Как раз успел. Только сложил листок фантиком — и Люба вернулась.

— Лекарство приготовили?

— Да, — подобие улыбки впервые за многие часы тронуло его губы. — Спасибо, Люба!

— До свидания. Теперь я через два дня дежурю. Приходите.

Однако, оставшись через минуту один, Вавилон сник, помрачнел. По больничному коридору сновали сестры, провезли каталку, накрытую простыней. В вестибюле длинный ряд скрипучих стульев был еще весь свободен. Вавилон посидел с краешка, подождал. А чего ждал — этого и сам не знал. В голове ни мыслей, ни чувств, лишь боль и тревога: как там Наташа? Долго ли придется ей быть здесь? Роман-то уж, наверно, поскорей выберется. Роман. Тут где-то он, в девятнадцатой палате. Что ж, теперь и проведать его можно. Пора. Узкой лестницей Вавилон поднялся на второй этаж. Ждал он около часа, пока не кончился обход врачей. Ему дали халат, и он вошел в палату. Роман полулежал в кровати, правую руку его, скованную гипсовым поленом, поддерживало проволочное крыло. Увидев Вавилона, он вздохнул и здоровой рукой показал на стул. Вавилон сел. Он почувствовал страшную усталость. Хотелось закрыть глаза. Но не закрыл.

— Наташа в восьмой палате лежит.

— Я знаю, — сказал Роман. — Жалко ее… Моя Наташа.

— Ночью ей совсем было плохо.

Лежавший ничего не ответил. Будто не слышал. Минуты две помолчали.

— Как же это?.. — подняв на Романа глаза, спросил Вавилон. — Она не пристегнута была?

— Ты теперь! — Роман нахмурился. — Вчера следователь душу вынимал… Ну, пойми, при чем тут я? Ехали. Все было нормально. Потом она захотела нарвать цветов. Нарвала. Опять едем. Тут догоняю МАЗ. Воняет перед самым носом. Километр тащусь за ним, второй. Дымит. Ну пошел на обгон. И никого будто не было… Откуда взялся этот газик? Прямо на меня. Я рванул вправо, и…

— Сам-то пристегнут был, — жестко упрекнул Вавилон.

— Мало тебе! Хотел, чтоб и я чуть не в ящик сыграл?.. Еще с алкоголем шьют. А всего и выпил-то рюмку. Одну рюмку. Разве я не понимаю… С Наташей горе, видишь, такое, а тут следователь! Вопросики кидает.

— Ночью она сознание потеряла…

— Если б не эти цветы… Все было бы в порядке. — Роман шумно выдохнул в бороду. — Нужны ей были эти цветы!.. Машину здорово покалечило. Многое менять придется. Сколько, думаешь, ремонт станет? В тысячу уложусь?

— Я всю ночь не спал, — проговорил Вавилон. — Пойду.

Он и в дверях не обернулся…

Троллейбус быстро катил от остановки к остановке. Сколько времени просидел Вавилон, привалившись к мягкой спинке сиденья и бессмысленно глядя на городскую суету за окном, он не помнил. И только заметив, что второй раз проезжает мимо парка, он вышел из троллейбуса и без определенной дели направился к белым колоннам входа с бодрыми словами, начертанными наверху полуметровыми буквами: «Добро пожаловать!»

В парке он бывал часто. Тут и эстрада, на которой по вечерам дают концерты, и танцевальный пятачок, и приличная закусочная, и павильон бильярдной. Голубой павильон стоял метрах в пятидесяти от главной аллеи. Павильон как павильон. Какая разница, куда идти. Народу в бильярдной было человек пятнадцать. И знакомые лица, и те, кого видел первый раз.

— Пан Беспальчик! — услышал Вавилон.

С сигаретой в зубах к нему подошел Козерог и протянул узкую руку.

— Приятное свиданьице! Очень рад… А что невеселенький такой? Чепе?

— Романа знаешь?

— Это какой? Борода? На трубе играет?

— На машине разбился.

— И-их! — вытянув тонкие губы, удивился Козерог. — Совсем? В ящик?

— Он-то легко отделался. Рука. А вот девушка… Наташа…

— Что? — Козерог изобразил рукой спираль и показал вверх. — Туда?

— Еще бы немного, может, и туда. Ремнем не была пристегнута. В больнице сейчас.

— Н-да, — протянул Козерог. — Машина. Кому друг, кому враг. Се ля ви, говорят французы… А я уж поджидаю тебя. Туда смотрю, сюда, — где пан Беспальчик? Как должок? Ты всегда был аккуратненьким.

— Могу рассчитаться. Сейчас могу…

— Это я люблю! — Козерог пересчитал деньги и с удовлетворением сказал: — Приятно с такими человечками дело иметь… Не хочешь в пирамидку сбацать?

— Устал я, — вздохнул Вавилон. — Не спал ночь.