- Знаю. “И получше вас всех”. Брат всегда любил повторять: лучше уклониться от боя, чем драться без надежды на успех. Но я не могу уклоняться, я чувствую, что беда близко… - с отчаянной болью прошептал Джастин, схватив Дерека за руку своими горячими тонкими пальцами. - Мне не выбраться отсюда, Дерек. Он меня не отпустит. Я знаю… Он не даст мне уйти, он не даст мне умереть, он не даст мне победить. И дьявол, и я равно утратили надежду - он на возвращение на небеса, я на возвращение на родину. Мне не убежать, но письмо брату я обязан послать. - Проговорил он с неожиданной горячностью, глаза его, как у больной птицы, стали медленно, лениво прикрываться веками; Калверли понял, что последние силы уходят на эти выплески, но остановиться он не мог.
“Он сможет повлиять на Моргана, если я напишу ему ваши укрепления, он перешлёт генералу план и тогда Вашингтон будет разрушен. Сам я не справлюсь, а Джефф сделает это”.
- С чего ты взял, что я буду помогать тебе в таком злостном деянии? Ты горишь желанием уничтожить нашу столицу и нас всех подчистую, так зачем мне помогать тебе в этом? Я не хочу идти против своей страны.
- В тебе течет та же кровь, что и у меня в теле, так будь благоразумен! - Сказал он простым, тихим, человеческим голосом. - Если федералисты победят, то всех нас упекут за решетку, как изменников, твоя мать погибнет. Спорю на сто долларов, которых у меня нет, что ты не указал в документах, кто твоя мать, да?
- Да. – Глядя куда-то в сторону, угрюмо сказал Дерек, отдернув руку от Джастина и поправив смятый рукав мундира. - Отец сделал справку о её смерти. Она числилась жительницей Нью-Йорка.
- Неужели в тебе не найдется сил, чтобы пойти на сторону правых и справедливых или ты предпочтешь остаться сиротой, в стране лицемеров?
- Линкольн обещал сделать Южные штаты свободными. – Резко сказал солдат, глухим, почти гордым голосом, однако совсем неуверенно.
- Наших рабов он освободит, нас – никогда, потому что южане не пойдут под его знамена. А негры за лишний доллар отправятся хоть на край света: ваш президент об этом прекрасно знает. Решай, Дерек. – Джастин мельком глянул в окно, где сгущались вечерние сумерки, и опять выжидающе посмотрел на него.
- Я согласен. – Неожиданно быстро ответил тот, однако не вызвав у Калверли никакого подозрения. - Когда вернётся капитан Эллингтон?
- Ночью. – Радость, что переполняла Джастина, была почти что невменяема, и он едва сдержал себя, чтобы не закричать. Если бы он мог рассказать кому-нибудь это свое чувство, - его бы сочли сумасшедшим – настолько он был счастлив слышать, что теперь не один.
- У меня через пятнадцать минут построение на плацу, если не явлюсь, будет выговор. Я должен идти.
- Я не знаю, когда он уйдет в следующий раз. – Мотнул головой Джастин, взволновано вздрогнув. - Возможно, сегодня мой единственный шанс написать письмо.
- Твоя задача сделать так, чтобы через два дня я получил это письмо, а как это сделать – дело твое. – Сухо сказал Дерек, явно сожалея о своем скоропостижном согласии в столь смутном деле. - Поезд прибывает двенадцатого декабря, в шесть часов вечера. Постарайся выбраться на территорию. В следующий раз я не смогу так легко проникнуть сюда: Эллингтон почти не выезжает за пределы форта, а его покои под строгим контролем. Это сегодня, в его отсутствие, дежурные солдаты позволяют себе уйти и немного расслабиться в городе.
- Хорошо. – Хрипло согласился Джастин, мысленно прикидывая, какому дьяволу продать душу, чтобы совершить подобную вылазку. - Я что-нибудь придумаю. Уходи, Дерек. Он скоро вернется.
12 декабря 1862
Джастин вышел на балкон, вдыхая морозный воздух; его взгляд неуклонно следил за городом, освещенным зловещими отблесками пожаров. Ему казалось, что развалины разбитых снарядами зданий, перепаханные войной дворы - кучи искореженной земли, убитых людей, застилавших своими телами улицы, сырой дым и желтое ползучее пламя горящих складов, - есть выражение его жизни, это ему осталось для дожития. Воображение Джастина бродило по неизведанным просторам, заглядывала сквозь призму дымящейся стены, подкидывало ему картины полного ничтожества объятого пламенем Вашингтона, который за одну ночь потерял весь тот заряд своей неисчерпаемой силы, которая будоражила умы своих защитников и внушала ужас своим врагам. Горела вся северо-западная часть города – центр промышленного производства. Взрывы сотрясали город: на севере, рвались склады боеприпасов, на западе передвигалась артиллерия северян, ударившая по осаждавшим войскам конфедератов и наголову разбившая их.
Джастин ощущал в себе животное, которое испытывало ярость, злость и ликование при виде рушащейся столицы своего противника. Это - чувство пресмыкающегося, и его, по-видимому, нельзя всецело изгнать, как и тех червей, которые водятся даже в здоровом человеческом теле; а Джастин и без того был нездоров, поэтому всецело отдался своей разбитой гордости, наблюдая за далекими всполохами.