Двенадцать детей Парижа

Дочь печатника боялась. Карла тоже. Но итальянка по собственному опыту знала, что страх отнимает слишком много сил и поэтому долго терпеть его нельзя. Она научилась запирать его в дальнем углу сознания, чтобы он бесновался там в одиночестве. Но ей никогда еще не встречался человек, который, как Паскаль, превращал страх в сосредоточенность и радость. Природа подарила девушке слегка выпуклые глаза – эта особенность и щербатые зубы мешали назвать ее хорошенькой, – и теперь в этих глазах читалась пугающая графиню целеустремленность. Карла впервые заметила это, когда они вошли в дом с улицы и Паскаль, с неправдоподобной для нее силой подтащив убитого сержанта к люку погреба, сбросила его по ступенькам вниз. Вслед за ним отправилась и мертвая женщина.

Малан взяла полотенце:

– Спасибо, мадам. Вы когда-нибудь стреляли из ружья?

– Нет, но я знаю кое-что из теории. Ты стоишь слишком прямо и ноги ставишь очень близко друг к другу. Если отставить правую ногу назад и согнуть левое колено, то при отдаче ты повернешься, вместо того чтобы сопротивляться.

Паскаль последовала совету и кивнула.

– Преврати прямую линию в дугу. Тогда тебя не опрокинет назад, – добавила графиня.

– Превратить прямую линию в дугу? – Паскаль сымитировала нужное движение.

– Это я процитировала Матиаса, – пояснила итальянка. – А вот тебе еще одна его цитата: «Но ты должна быть чертовски быстрой».

– Я быстрая, – заверила ее девочка.

Карла хотела улыбнуться, но сдержалась и серьезно кивнула.

Услышав крик со стороны реки, они обе повернулись к окну.

– Их заметили, – сказала Паскаль. – Идите в гостиную. Ради ребенка.

Женщина уже уходила, чтобы уберечь Ампаро от дыма и грохота – хотя бы отчасти, – когда Паскаль склонилась к ружью.

– Целься ниже, – дала ей графиня еще один совет.

– Да, в яйца. Когда вернетесь, принесите, пожалуйста, фонари.

Карла вышла в гостиную и прислонилась к стене. Гуго сидел на корточках перед раскрытым футляром виолы, словно там были сложены сокровища. Впрочем, там и было сокровище. Мальчик поднял на хозяйку виолы взгляд, в котором не было ни страха, ни вины. Невероятные события, в которые он оказался вовлеченным, похоже, не произвели на него никакого впечатления. Он опустил крышку, накинул медные крючки и взялся за ремень.

– Я видел, как вы дергаете за струны, но как вы их растягиваете? – поинтересовался Гуго.

– Ты, наверное, хочешь сказать, настраиваю, – уточнила итальянка.

В кухне выстрелило ружье, и в комнату вползло облако дыма.

– Гуго, открой окно, – попросила графиня. – А потом отнеси на кухню фонарь и этот мешок. Сложи в него всю еду, какую только найдешь.

Сама Карла взяла второй фонарь и посмотрела на Мышек. Они сидели за столом и играли в какую-то игру с помощью рук. У этих девочек был дар полностью отделять внешний мир от внутреннего. Вне всякого сомнения, этот дар был нужен им раньше. Карла не обменялась с близнецами ни единым словом, но уже чувствовала к ним симпатию. Она заглянула на кухню. Паскаль чистила дуло ружья шомполом. На столе лежали фляжка с порохом, мешочек с пулями и три больших пистолета. Женщина принесла в кухню фонарь.

– Спасибо, мадам, – кивнула ей дочь печатника. – Полотенце и дуга очень мне помогли. Я прикончила одного и напугала остальных. Поставьте, пожалуйста, лампу на стол.

– На столе порох, – Карла поставила лампу на плиту и подошла к окну. Она должна была видеть, что там происходит.

Две массивные фигуры бежали навстречу растерянному отряду милиции. В другое время эта картина могла бы показаться комичной. Матиас, похоже, держался за пояс Гриманда сзади, толкая его к дому, а сам Гриманд неестественно высоко поднимал колени, продвигаясь вперед большими, неуверенными прыжками. Каждый такой прыжок, вероятно, причинял ему больше страданий, чем еще одна стрела. Из его горла вырывался устрашающий рык, но в этом звуке уже не было боли – была одна только ярость, такая мощная, что граничила с радостью.

Ампаро пискнула. Карла посмотрела на дочь. Ее веки были полуоткрыты, и в глазах светились два крошечных огонька. Между зубами показался кончик языка.

– Моя красавица еще не должна проголодаться… – с сомнением пробормотала итальянка.

Она не знала, пора кормить дочку или нет, но устоять перед искушением не могла. Мысль, пришедшая графине в голову, вовсе не показалась ей странной. Все так: возможно, у них уже не будет шанса разделить это наслаждение, несомненно, самое сильное из чувств, которые им обеим приходилось испытывать. Ей показалось, что она услышала смех Алис. Карла высвободила левую грудь.

В дом вбежала Эстель. И в то же мгновение итальянка услышала еще один звук, совершенно отчетливо. Она сомневалась, что кто-то, кроме нее, мог разобрать хоть слово в этом реве или понять его смысл. Такого звука мир еще не слышал. Но никто из живых людей не знал Гриманда лучше Карлы. Стыд, гордость, раскаяние – все было в его вопле. Выкрикивая имя матери, Гриманд бросился в Огонь.

Глава 39

Причал Сен-Ландри

По крайней мере, причал был вымощен камнем.