Двенадцать ночей

– По-моему, она просто хочет, чтобы ты завтракал вместе со всеми, как нормальные папы.

Он помолчал, глядя на какую-то книгу, лежавшую на столе. Постучал по ней пальцем – очень мягко, беззвучно.

– Кэй, послушай, – сказал он. – Жаль, что тебе все время приходится быть посередине.

– Я не посередине.

– Боюсь, сейчас ты ошибаешься.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Показалось – так долго, как только может быть, как только дано человеку чувствовать, знать.

– Кэй, запомни, что я тебе показал, хорошо? Запомни накрепко, как ты умеешь.

А затем, как будто ему пришла на ум старая шутка, он небрежно взял кружку и опрокинул чай себе в глотку. Кэй едва не рассмеялась.

– Увидимся, – сказал он. – Пока, люблю тебя.

Он повернулся, чтобы идти. В дверях обернулся.

– Если понадоблюсь, сообразишь, где меня найти. И скажи маме, что у нас всегда есть и будет Париж. Это из старого фильма. Она его любит.

– Ей это не понравится, – сказала Кэй.

– Пожалуй, – согласился он. – Но скажи все равно.

И он ушел. Это было двадцать четвертого декабря, в первый день зимних каникул».

Кэй закрыла карминную книгу, положила ее себе на колени и слегка отвела от нее руки, как от чего-то опасного или драгоценного. Она сидела очень тихо, вглядываясь в приглушенно-насыщенную красноту переплета; вопреки своей обманчивой одноцветности, он, казалось, творил щедрые поля яркости и глубины, ареалы колорита, возникающие и исчезающие одинаково быстро.

– Эту книгу вам дал мой папа?

– Нет. Он взял ее у меня на время, пообещав, что будет ее беречь. Это одна из самых старых моих бумажных книг, и перо не касалось ее больше пяти столетий.

– Но все это написал в ней он – его почерк.

– Да, я тоже узнал.

Один из мигающих огней на воде оказался маленьким судном. Не было ощущения, что оно движется.

– Так все и было, – сказала Кэй, – в то утро, когда он пропал… в смысле, когда его забрали. В то утро, когда Гадд его похитил. Больше мы дома его не видели. – Кэй не смела опять притронуться к книжке… так все странно было. – Тут все точно написано. Это было неделю назад, – добавила она.

Фантастес ответил сразу же, но как будто издалека:

– Так я и подумал. Подумал и стал потом размышлять о случившемся. И пяти часов не прошло, как Вилли взял эту книгу для меня из кабинета твоего папы в университете, а потом он отдал ее мне в Александрии.

Кэй даже дышать не смела.

– Ничего не понимаю, – только и смогла она вымолвить. Вдруг она опять почувствовала себя очень уставшей – ее сознание было волной, которая взметнулась высоко, ударилась о берег и тут же отхлынула обратно в море.

– Что ж, значит – тайна, – сказал Фантастес. – Но я думаю, у тебя еще много мощных тайн впереди, так что пусть книга будет у тебя. Кто знает – может быть, сама эта история окажется эмблемой своего рода, великим прозрением, предвестьем.

– Так, друзья, – раздался позади бодрый голос Вилли. – Я купил билеты. Пошли.

Обойдя скамейку, он помахал перед ними билетами на паром и улыбнулся – но видно было, что улыбка вымученная, он искал что-то глазами, что-то отсутствующее или, вернее, кого-то.

Флипа.

Вилли заметил на коленях у Кэй карминную книгу. Какой-то узел прошел по его лицу – это длилось всего секунду, и вот он уже торопливо шагает обратно по светлеющей пристани, туда, где вереница машин и автобусов уже начала продвигаться к парому.

Кэй посмотрела на Фантастеса.

– Обвинить друга – значит простить его, – сказал старый дух. Но сказал как-то без убежденности.

Кэй сунула книгу в карман, вскочила и побежала за Вилли.