Двенадцать зрителей

Не хочется подробно останавливаться на том, что было дальше. Мысленно я сразу же опустила занавес после того, как окончилось мое позорное выступление. С тех пор ни с кем из «Первого шага» я больше не общалась, кроме Шурика, который все-таки продолжал оставаться моим братом и жить со мной в одной квартире. Увидев кого-нибудь из них в коридорах школы, особенно Ника, я моментально съеживалась и старалась скрыться. Ник звонил мне постоянно, но я прятала телефон в шкафу, чтобы случайно не ответить на звонок, а потом ревела в голос от отчаяния, глядя на пропущенный номер – его номер!

Некоторое время спустя у Шурика в записи я посмотрела выступление «Первого шага» в окончательном составе: они приняли незнакомую девочку – тоненькую блондинку лет шестнадцати. Одетые в одинаковые черные футболки и приспущенные зеленые штаны, все шестеро казались горошинами из одного стручка, только кеды у них были разноцветными. Паша поставил им отличный танец – милитари с элементами балета и акробатическими трюками. Поначалу они изображали военную муштру, потом в композиции проступало что-то нежное и беззащитное, и они показывали раскрывающиеся цветы, чьи лепестки безжалостно сминались под натиском военного марша, а в конце все участники сгруппировывались в форму ладони, которая на последних нотах эффектно сжималась в кулак.

– Зря ты тогда убежала с репетиции, – с сожалением сказал мне Шурик. – Паше понравилось, как ты обыграла камень.

– А что мне оставалось делать, если вы ржали как лошади? – с обидой отозвалась я.

– Извини, конечно, но это было нечто! Как в немом кино! Помнишь, там человечек бежит и с размаху шлепается со второго этажа – р-раз! – и ноги врозь!

– Я не хочу это обсуждать! – ледяным тоном ответила я.

– Балда ты! Паша бы тебя взял. Конечно, поломался бы немного, но все равно бы взял. Тем более за тебя и Даня с Ником просили.

– А Даня тут при чем? – удивилась я.

– Она сказала, что у тебя – комедийный талант, – ответил Шурик и захлебнулся смехом.

А я швырнула в него подушку и пулей вылетела из комнаты.

Никита

Если бы меня попросили выбрать главного человека в моей жизни, я бы в первую очередь подумал не о папе с мамой, не о друзьях, не о дедушке и даже не о педагогах по бальным танцам. С раннего детства и по сей день почетное центральное место в моем сердце занимала девочка Даня.

Я никогда не был в нее влюблен, она мне даже не нравилась, несмотря на экзотическую красоту, да и родственными душами нас не назовешь – слишком уж мы с ней разные, – но именно она оказывала на меня влияние, как никто, и меняла мою жизнь с самого первого дня нашего знакомства. Мне тогда едва исполнилось четыре года.

Родители, известная танцевальная пара, круглый год разъезжали по гастролям, а меня на время своего отсутствия сдавали в специнтернат, очень хороший, с бассейном, спортзалом, игровой комнатой и вкусной кормежкой. Только мне от этого было не легче, особенно поначалу, когда меня – маленького, теплого, домашнего, прижимающего к груди плюшевого слоника, – вырывали из сказочной обстановки моей милой детской и привозили в незнакомый мир, все предметы в котором, начиная с гнутых вилок и заляпанных скатертей в столовой и заканчивая поломанными общими игрушками со следами чужих молочных зубов, явственно отдавали казенщиной. Бо́льшую часть времени я ревел, забившись куда-нибудь в уголок, а когда уставал бесконечно всхлипывать и размазывать слезы, то начинал потихоньку остывать и цепенел в неподвижности, уныло глядя на собственные поцарапанные коленки. Наученные воспитательницей, ко мне неуверенно подступали другие дети и предлагали пойти в игровую комнату и вместе построить кукольный дом или запустить игрушечный паровоз, но я только сопел и отворачивался: ничего меня не радовало и не волновало. А потом появилась она.

– Хочешь, я спою тебе песенку или станцую что-нибудь, чтобы ты не плакал? – раздраженно спросила эта смуглая черноглазая малышка, задрав носик и поглядывая на меня свысока.

Мне не понравился ее не слишком любезный тон и высокомерный вид, и я молча засопел и повернулся к ней боком.

– Нельзя отворачиваться, когда с тобой разговаривает девочка! – строго заявила она.

Я удивился и искоса взглянул на нее заплаканными глазами.

– Сейчас я станцую тебе индийский танец, – важно продолжила она. – Только смотри внимательно! Если будешь вертеть головой, я к тебе больше никогда не подойду!

И тут она подняла и растопырила ручки с отогнутыми ладонями, как будто держала над головой поднос, и начала скакать, смешно приседая и выворачивая колени то внутрь, то наружу. Это выглядело так забавно и нелепо, что я невольно расхохотался, но девочка ничуть не смутилась.

– Я специально показала тебе этот танец, чтобы ты не плакал, – самодовольно улыбнулась она. – Я умею танцевать и грустные танцы тоже.

И она отвесила мне поклон. Я растерялся, вскочил на ноги и уставился на нее во все глаза.

– Чего смотришь? – гордо спросила она. – После выступления всегда кланяются!

– А я тоже умею танцевать! – сглотнув слезы, выпалил я и покраснел.