Двенадцатая карта

— Вон там, в трех-четырех кварталах, знаешь что было? — он показал рукой влево.

— Нет, — буркнула Женева.

— Я тебя как-нибудь туда свожу. Сто лет назад на том месте застройщик по фамилии Кинг отгрохал три огромные многовартирки и целую кучу особняков. Нанял трех лучших в стране архитекторов. Чудные вышли домишки. Официально застройка называлась «Жилой квартал Кинга». Красивые здания, о дорогие. Уильям Хенди там обитал какое-то время. Знаешь его? Отец блюза, лучше музыканта в истории нет. Мне там доводилось писать кусок. Я не рассказывал? Баллонов тридцать извел, не меньше. Не какой-нибудь тэг кинул, а целых два дня старался… портрет самого Хенди. Даже в «Таймс» фотографию напечатали. Кусок долго оставался нетронутым…

Женева замерла на месте, хлопнула руками по бокам.

— Хватит!

— Жени, что такое?

— Просто хватит, и все. Слышать ничего не хочу.

— Но…

— Мне глубоко плевать на все, о чем ты рассказываешь.

— Я понимаю: ты на меня злишься, детка. Неудивительно после всего. Послушай, я сделал ошибку… — Голос его сорвался. — Но это в прошлом. Я изменился, все теперь будет у нас по-другому. Впредь для меня главное — ты, я уже не такой, как был, когда жил с твоей матерью. Тебя мне и следовало спасать в первую очередь… только не той глупостью, за которую я отправился в Буффало.

— Да нет же! Ты не понимаешь! Дело не в том, что ты сделал — мне противен весь этот мир, которым ты живешь. Мне плевать на этот твой квартал Кинга, плевать на «Коттон-клаб», на гарлемский Ренессанс. Мне не нужен твой Гарлем, терпеть его не могу. Здесь сплошь оружие, наркотики, изнасилования. Тебя могут ограбить ради дешевых позолоченных побрякушек или пояса для похудания. У девчонок на уме только одно: чьи косички и дреды круче. А…

— …а на Уолл-стрит процветают инсайдерские спекуляции, в Нью-Джерси — мафия, в Весчестере люди живут в трейлерных парках.

Женева его не слушала.

— Парни думают только о том, как бы затащить девчонку в постель. Люди, которые на нормальном языке разговаривать не умеют…

— Что плохого в ААПД?

Женева запнулась.

— Откуда ты про него знаешь?

Джакс сам никогда не пользовался языком гетто — отец всегда следил, чтобы сын прилежно учился (по крайней мере пока тот не забросил школу и не начал портить городскую собственность). Однако большинство обитателей Гарлема и не подозревали, что официально их манера общения называется афро-американским просторечным диалектом.

— Я доучивался, пока мотал срок. Получил свидетельство о среднем образовании, даже сдал год колледжа.

Женева промолчала.

— В основном по языковой части. Вряд ли такое образование поможет найти работу, но меня и раньше привлекали слова. Помнишь, я всегда любил книги. Я тебя и читать научил… Изучал нормативный английский и просторечный диалект тоже. Ничего зазорного я в нем не вижу.

— Но ты им не пользуешься, — резко сказала Женева.

— Я вырос в семье, где говорили на нормативном. Вот по-французски и на мандинго я тоже не говорю.

— Мне тошно на каждом шагу слышать кривой английский. Отец только пожал плечами:

— Многое из того, что сейчас считается просторечием, было нормой для староанглийского. Даже знать так разговаривала, и в Библии часто встречаются такие слова. Это вовсе не диалект чернокожих, как многие уверяют. Кое-что живет в языке еще со времен Шекспира.

Женева рассмеялась:

— Да-да, попытайся найти работу со знанием ААПД.

— Ну а если, к примеру, на то же место претендует какой-нибудь француз или, скажем, русский? Думаешь, босс не даст им возможности показать себя в деле? Выслушает, что они о себе скажут, посмотрит, стараются ли, хорошо ли соображают, и не важно, на каком английском они говорят. Другое дело, если наниматель использует манеру речи как предлог, чтобы отказать человеку в работе. — Он усмехнулся. — В ближайшие несколько лет ньюйоркцам стоит подумать о том, чтобы выучить испанский или китайский. Чем ААПД хуже?

Его рассуждения только сильнее разозлили Женеву.

— Жени, мне нравится наш диалект. Для меня он звучит естественно, дает мне чувство того, что я свой. Послушай, ты справедливо обижаешься на меня за то, что я натворил. Но не стоит обижаться на то, кто я есть и откуда мы происходим. Здесь наш дом. А ты знаешь, что делать со своим домом: менять то, что требует перемен, и гордиться тем, чего изменить не в силах.

Женева зажмурилась, закрыла лицо руками. Долгие годы она мечтала, чтобы кто-нибудь из родителей был рядом. Ну пусть не оба, так хоть один человек ждал бы ее из школы, проверял уроки, будил по утрам. А когда она худо-бедно привыкла жить в одиночестве, решила во что бы то ни стало вырваться из этого Богом забытого места, прошлое вдруг настигает ее и начинает вертеть, душить и утягивать за собой.

— Только мне не этого надо, — прошептала она. — Я хочу большего, чем здешний бардак. — Она обвела рукой вокруг себя.